— Да. Он на четырнадцать ноль-ноль назначил оперативку…

В это время центральная диспетчерская такси уже в шестой раз передавала по радио одно и то же объявление:

— Вниманию всех водителей! Вниманию всех водителей! Если увидите машины за номерами 30–32 и 30–37, передайте их водителям приказ директора парка: немедленно явиться в свой парк. Повторяю…

Это объявление могли слышать только водители радиофицированных машин, а их было еще не так много, да потом еще и не всякий водитель внимательно к этой просьбе отнесется. Старший лейтенант госбезопасности Глебов это понимал и, находясь в таксомоторном парке, старался подавить свое нетерпение.

Первой прибыла машина с номером 30–32. Водителем ее оказалась женщина. И сразу же Глебов документально установил, что в то время, когда случилось происшествие, эта машина по вызову обслуживала народного артиста республики Смирнова-Сокольского.

Артамонов после Гернгросса возил еще с десяток пассажиров и уже после полудня отвез веселую компанию в Химки. И там он влип: у подъезда речного вокзала стояло целое стадо свободных такси. Возвращаться в город пустым накладно, получится холостяк километров на семь. Но он заметил, что такси все же мало-помалу разбирают, и решил ждать своей очереди и подремать.

Его разбудил пожилой водитель.

— Слушай, тебя в гараж начальство требует. Немедленно. По радио с утра трубят. Небось нарушение какое сделал?

— Никаких нарушений не было! — разозлился Артамонов, но вспомнил о контроле на вокзале. — А может, ты ошибся, не обо мне речь?

— Точно. 30–37. Номер прямо в мозги ввинтили — зовут, зовут…

— А твой номер какой?

— А зачем тебе?

— Шутишь, какой холостяк надо сделать! В случае чего подтвердишь, что я из Химок снимался.

— Это можно. Номер мой — 40–14. Фамилия — Соловьев.

Артамонов записал и злой, как черт, рванул машину со стоянки… «Есть же на свете такие люди! Сам сунул пятерку и давай бежать, как на пожар. А потом спохватился и еще тарарам поднимает. А номерок-то мой заприметил. Впрочем, он не мог его увидеть. Он ни спереди, ни сзади машины не заходил. А на щитке после покраски номера нет. Значит, мог же он ошибиться с номером? Мог. А если он сидит в гараже собственной персоной? Тогда дело табак — горела моя пятерка. Но, может, вообще другое — накапал контролер?»

В гараже пассажира не оказалось. Вместо него с Артамоновым разговаривал симпатичный молодой товарищ. Это был Глебов.

— Расскажите мне, где вы были сегодня между десятью и одиннадцатью часами утра, — попросил Глебов.

Артамонов хотел было спросить, а кто ты такой, чтобы я для тебя рассказы рассказывал, но тут же подумал, что трубить полдня по радио зря не станут.

— Где я в это время был? Дайте-ка припомнить… Значит, Преображенка. Потом ЦПКиО Горького… Потом ГУМ… Потом Савеловский… Потом обратно ГУМ… Потом Химки. А оттуда по вызову сюда.

— А в районе Третьяковки вы не были?

Артамонов ответил не сразу, будто силился припомнить. На самом деле он быстро соображал: «Ясно — сдача. Хай подняла та зануда. Но засекли меня, видно, точно и петлять опасно. Гори она, эта трижды проклятая пятерка!»

— Да, я был и там.

— Там вы взяли мужчину высокого роста в светло-сером костюме? — спросил Глебов.

— Ну взял. И что из этого?

— Куда вы его отвезли?

— Метро «Белорусский вокзал».

Артамонов смотрел на симпатичного молодого товарища, видел, как тот волнуется, и не мог понять, с чего. Неужто из-за четырех с полтиной?

— Он вошел в метро?

— Не то что вошел — вбежал.

— По дороге он что-нибудь говорил?

— Только «скорей» да «скорей». Я ему сказал, что не хочу штраф платить, тогда он заявил, что все штрафы уплатит сам. Щедрый… на слово.

— Он говорил по-русски?

— Да. Только он, по-моему, не русский. Слова калечит.

— Как он с вами расплатился?

— Хорошо расплатился, — начал, усмехаясь, Артамонов.

— Меня не интересует сумма, — перебил его Глебов. — Он платил монетами или бумажкой?

— Бумажкой, бумажкой… — огрызнулся Артамонов.

— Она у вас сохранилась?

Артамонов мялся, снова делал вид, что хочет припомнить, цела ли у него та пятерка.

— Товарищ Артамонов, это очень важно, чтобы бумажка оказалась у вас! Очень важно!

Артамонов, не торопясь, достал кошелек и вынул из него пятерку. Он уже понимал, что дело не в сдаче.

— Осторожней! — крикнул Глебов. — Держите за уголочек.

Артамонов бросил пятерку на стол.

— Спасибо, товарищ Артамонов. Огромное вам спасибо. Вы не представляете, как дорого стоит эта пятерка.

— Почему ж это не представляю?

— Вам убыток нести ни к чему, — спохватился Глебов и, вынув из кармана пять рублей, отдал их Артамонову. — Вы пока свободны.

— Что значит пока? — встревожился Артамонов.

— А то, что вас не должно удивить, если мы вызовем вас к себе в КГБ. Возможно, понадобится с вашей помощью установить личность этого пассажира. И последнее: никому о происшествии ни слова.

— Понятно… — озадаченно протянул Артамонов, встал и, переступив с ноги на ногу, смущенно сказал: — Он, между прочим, сдачи не взял. На счетчике было всего сорок семь копеек.

Глебов рассмеялся.

— И вы думали, что вас вызвали отнять сдачу?

— Не без того…

— Подождите немножко, я оформлю протокол, вы должны подписать…

Заканчивалось оперативное совещание у генерал-майора Маркова. Здесь были полковник Рудин, майор Бабакин, лейтенант Трегубов, старший лейтенант Глебов и еще три оперативных работника.

— Я хочу обратить ваше внимание, товарищи, на то, как просто удалось разоблачить этого опытнейшего разведчика, — говорил Марков, улыбаясь. — Как-то в одной критической статье о приключенческой литературе я прочитал такую тираду: нам-де надоели в этих произведениях бдительные уборщицы из гостиниц, ловящие шпионов, как мух. Это мог написать человек, который ничего не понимает в том, о чем пишет. Ему подай баскервильскую собаку, головоломный сюжет или что-либо в этом духе. Ну а нам уборщицы не надоели. И вы посмотрите, какую роль в этом разоблачении сыграла самая элементарная добросовестность разных людей… И прежде всего, конечно, сигнал Олейниковой. Какая молодчина! Ведь она понимала, что из-за этого вылезет на свет история ее любви к эсэсовцу в лагере… — Марков помолчал. — Рудин, и Бабакин, и я — мы давно знакомы с этим господином. Мы его знали под фамилией Мюллер. Это матерый враг нашего государства. Теперь нам предстоит узнать, зачем он пожаловал к нам. Сейчас главное — не спускать с него глаз ни на минуту. Но работать осторожно, чтобы не спугнуть этого хищника. Он должен немного успокоиться и тогда, вероятно, займется тем, ради чего приехал. Хотя может случиться и так, что, испугавшись, он не будет ничего предпринимать и поспешит уехать восвояси, а впоследствии вместо него приедет кто-то другой. Но я думаю, что уехать ему мы все же не позволим. Итак, действуйте, товарищи!