Освал сел прямо и выдохнул, поставив кубок на подлокотник кресла. Из окна долетали смех, крики и звуки настраиваемых музыкальных инструментов. Как дети, подумал он. Даже не представляют, что их ждет.

Его не слишком тревожила паства. Они были смирными. Другое дело – альбурнская аристократия и зажиточные купцы. Без них он не мог управлять королевством. Они откажутся признать Освала правителем – а они откажутся, если заподозрят его в причастности к бойне или если найдут подходящего уцелевшего аристократа, – и он получит гражданскую войну. Войну, в которой у него не будет армии. У него была только вера. А ее тоже можно лишиться.

– Как поступит патриарх? Признает ли он меня законным правителем Альбурна?

Разумеется! ответил Венлин голосом, на две трети состоявшим из бархата и на треть – из выдержанного виски. Венлин был интеллектуалом, блистательным наперсником и советником, проницательным политиком. Старый затворник предоставил тебе полную свободу выбрать лучшего преемника Рейнолда, ведь ты лично знаешь всех кандидатов. Понимаешь, кто станет самым верным, сговорчивым, идеальным союзником. Именно это ты и делаешь. Он не сможет рассердиться, что ты выполнил его поручение.

– Но, вероятно, он ожидал, что я сделаю это иначе.

Новрон усмехнулся.

Ты серьезно? Делая то, чего от тебя ждут, ты ничего не добьешься. Честное слово! Как ты только получил этот пост с таким подходом?

– Мне следовало спросить дозволения. Я хочу сказать, это напоминает обман.

Новрон покачал головой и сказал Венлину: Вразуми его, пока я не вышвырнул его в окно.

Венлин вздохнул. Не имеет значения, ложь это или нет. Если она помогает тебе уснуть, заворачивайся в нее по ночам и улыбайся. Если бы ты попросил разрешения или хотя бы намекнул Сальдуру, когда тот приезжал сюда, ему бы это не понравилось, сам знаешь. Лучше просить прощения, а не дозволения. Полагайся на то, что со временем мир увидит истину. Поначалу это звучит безумно, хуже того – тщеславно и эгоистично. Но тебе даровали выбор назначить любого, кого сочтешь достойным, и, Освал, именно так ты и поступишь. Все претенденты – недальновидные, эгоистичные идиоты. И, разумеется, они умрут.

Что ж, кого бы вы ни выбрали, не забывайте, что ему действительно придется править королевством, передразнил Новрон Сальдура.

Вот почему он должен выбрать себя, но Сальдур бы с этим не согласился, а Морис Сальдур являлся типичным представителем церкви. Освал был епископом Альбурнским, но почему-то Морис Сальдур обладал большим влиянием. Трудно сказать, в чем была причина. Наверное, в месторасположении. Сальдур был епископом Медфорда, а оттуда до Эрванона рукой подать.

Я не общался с патриархом. Я никогда его не видел.

Освал не сомневался, что это ложь. Пока он писал письма, Сальдур проворачивал делишки вроде исчезновения «Вечной империи». Он провалил попытку сместить правящее семейство в Меленгаре, однако Нилнев все равно дал Сальдуру второй шанс. А Освалу не доверил даже позаботиться о собственном короле.

У них получается лучше, чем у тебя, сообщил Новрон. И Сальдур – не твоя проблема. Гаррик Гервез, лорд замка Блайтин, – вот бык, которого тебе следует запрячь или убить.

Освал кивнул. Он собирался бросить вызов сути, если не букве патриарших приказов, живя в тени древнего дома серетов. Замок Блайтин находился меньше чем в дне езды на восток по берегу, и его комендант не отличался склонностью к философии. Обоснование и логика, по мнению Гаррика Гервеза, были греховными. Освал понимал, что убедить черного рыцаря оказать ему поддержку будет непросто. Гаррик не сочтет инициативу Освала нужным развитием событий. В конце концов, комендант считал своей задачей управлять церковниками, и епископ, провозгласивший себя королем, привлечет пристальное внимание. Гервез – самая опасная битва, что ждет Освала.

Если бы только он явился на пир.

Освал поглубже уселся в кресло и осушил кубок. Он чувствовал усталость, слабость, как бывает, когда вся работа завершена.

– Все кончено? – спросил он.

Пока да… во всяком случае, для тебя, ответил Новрон. Механизмы приведены в действие.

Освал встал, чтобы найти бутылку и снова наполнить кубок.

– Я не хочу их убивать – я имею в виду аристократов, – но лучше избавиться от конкурентов. – Он налил вино, держа кубок подальше от стола, чтобы не испортить какой-нибудь важный документ. Руки больше не дрожали, но мысли были несвязными, а голова напоминала пузырь, паривший над плечами. Это был лишь второй кубок, но Освал почти не притронулся к завтраку. Он не мог есть тогда, но, наверное, сумеет сейчас. Лучше так и сделать, иначе я рискую напиться до беспамятства до начала пира.

А что в этом плохого? спросил Новрон.

Тебе понадобится оправдание, чтобы не ходить туда, предупредил Венлин. Не стоит надеяться, что Виллар ограничит свою жестокость только теми, кто оденется в синее.

Когда Виллар проснулся, солнце уже стояло высоко. Свет проникал сквозь занавеску, которую Меркатор повесила вместо двери. Прежняя сгнила столетия назад. Новая была синей – как и все, к чему прикасалась Меркатор. Длинный кусок окрашенной ткани трепетал на ветру, впуская ослепительные солнечные лучи, заставляя тени в комнате танцевать. Несколько мгновений Виллар просто лежал на полу, вдыхая приятный, пахнущий цветами ветерок и наблюдая за битвой света и тьмы. Солнечные лучи отражались от стен, озаряя испачканные краской горшки и хлопья пыли. Вскоре ветер притомился, занавеска провисла, и комната вновь погрузилась в темноту. Снаружи пели птицы и жужжали пчелы. Прекрасный весенний день, равнодушно подумал Виллар, словно был не его частью, а сторонним наблюдателем.

Он ощущал себя так примерно минуту. Столько времени потребовалось, чтобы боль пробралась в затуманенный сном разум. Когда это произошло, наблюдатель стал истязаемым. Виллар чувствовал себя ужасно, как и всегда утром. Голова гудела, тело ныло, мускулы ослабли. Он остался лежать на полу, медленно дыша, слушая, как кровь стучит в висках. Постепенно ему станет лучше. Тут он сообразил, что этот раз отличался от других. Виллар провел с големом дольше обычного, потому что мелкий чужак в капюшоне оказался ловким и стремительным и заметил его. Странно. Никто прежде Виллара не замечал. Но главное отличие было не в этом. У Виллара болела грудь. Она пульсировала и горела, и он не понимал, в чем причина.

Охнув от боли в занемевших мышцах, Виллар перекатился на бок. Локоть и бедро ныли от соприкосновения с полом. Он лежал на одеяле, синем, одном из тех, что Меркатор складывала повсюду. Нужно было взять несколько. Нужно было взять все, сделать толстый, удобный кокон. Виллар усвоил, что нельзя управлять големом стоя или даже сидя. Слишком легко потерять ориентацию и упасть. Когда находился в големе, преследовавшем жертву, ощущения были такими яркими, что ты забывал: бегущее, прыгающее и дерущееся тело не принадлежит тебе. Все казалось реальным.