Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В начале второй части мы видим Фауста после тяжелого кризиса, пережитого им впервой.
Потребность любви проявляется в необузданной страсти при виде вызванного образа самой красивой из всех женщин. Фауст восклицает:
Фауста, обуреваемого такою страстью, терзает ревность при виде красавицы, впивающей дыхание юноши и целующей его. Он хочет обладать ею во что бы то ни стало:
Исчезновение красавицы до такой степени потрясает Фауста, что он лишается сознания и впадает в продолжительное забытье. Очнувшись, он тотчас спрашивает: «где она?», и пускается в поиски за нею. Узнав, что Хирон в былое время переносил Елену, он восклицает:
Хирон находит эту страсть такой необыкновенной, что советует Фаусту лечиться от нее.
После различных приключений и препятствий Фауст наконец находит желанную красавицу и говорит ей:
Как мало похожа такая речь на те слова, которые говорил Фауст Маргарите! Она гораздо более соответствует отношению влюбленного старика к обожаемой молодой красавице. Когда Елена предлагает Фаусту сесть на трон рядом с нею, он отвечает:
Страстно влюбленный, до потери рассудка, старик не смеет обращаться к возлюбленной иначе, как в выражениях, полных смирения. Елена не делает никакого признания в любви, но относится к нему благосклонно. Фауст предлагает ей «вечно юную Аркадию для счастливого житья», и Елена соглашается следовать за ним в таинственный грот, весь заросший растительностью. Там они остаются одни и только старой служанке позволяют изредка приближаться к ним.
Плодом их связи является ребенок, вовсе не похожий на ребенка Маргариты, убитого ею. Это – особенное, чудесное существо: только что родившись, мальчик этот начинает прыгать и своими быстрыми движениями приводит в ужас родителей.
В то время как Гёте упорно отмалчивался, когда его просили объяснить некоторые сцены второй части Фауста, он без всякого затруднения говорит о значении этого удивительного ребенка. Он – «простая аллегория, а не человеческое существо. В нем олицетворена поэзия, не зависимая ни от времени, ни от места, ни от личности» (Эккерман, 20 декабря 1829 г.).
Пораженный трагической судьбой Байрона, Гёте в сыне Фауста и Елены символизирует английского поэта.
Исходя из категорического объяснения Гёте, литературные критики заявляют, что связь Фауста и Елены означает синтез романтизма и классицизма – синтез, плодом которого является современная поэзия, олицетворенная в ее лучшем представителе – Байроне. Это не должно бы соответствовать мыслям Гёте, который вовсе не придавал никакого значения классицизму и романтизму.
«С какой стати подымают такой шум по поводу классического и романтического? – говорил он. – Существенно, чтобы произведение было вполне прекрасным и серьезным; тогда оно и будет классическим!» (Эккерман, 17 октября 1828 г.).
Гораздо правдоподобнее, что Гёте хотел выразить ту мысль, что плод связи Фауста и его прелестной подруги есть поэзия. Связь их входит в категорию так называемой платонической любви.
«Анимизм – понятие весьма распространенное по всему земному шару. Очевидно, что оно служило самым действительным утешением при сознании неизбежности смерти вместе с величайшим желанием жить»
Такая любовь вдохновляет для создания совершенных произведений даже старика-поэта, когда вдохновительница – прекрасная женщина.
Фауст и Елена выходят с сыном из грота, и Елена говорит:
На это Фауст отвечает:
После смерти сына Елена покидает Фауста, оставляя ему свою одежду: