в печать десятого сентября. На белом переплете стилизованные, прихотливо изогнутые малиновые буквы — «Нерв». А выше — имя автора: Владимир Высоцкий.

Назвать это событие сенсацией — значит сильно принизить его значение. В истории отечественного книгоиздания выход «Нерва» сравнить не с чем.

Эта книга была желанной — такой эпитет, пожалуй, будет точнее всего. Страстное желание Высоцкого увидеть свои произведения опубликованными нашло утоление — в сердцах сотен тысяч людей, которые отнеслись к «Нерву» не по-читательски, а по-авторски. «Моя книга», — могли сказать о ней те, у кого дома имелся магнитофонный эквивалент песен, вошедших в «Нерв». Те, кто составлял и перепечатывал на машинках самиздатские сборники Высоцкого. Те, кто помнил наизусть бо́льшую часть текстов, помещенных в книжке.

Отныне эти тексты были залитованы. Слово, которое уже непонятно большинству читателей двадцать первого века. «Подписано в печать» — эти слова в выходных данных тогда значили совсем не то, что значат теперь. За ними стояло цензурное разрешение. Государство признало разрешенными «Песню о госпитале» и «Честь шахматной короны», «Диалог у телевизора» и «Милицейский протокол»… Это теперь может перепечатываться, цитироваться, а ведь «до того» изготовление машинописных копий самиздатских текстов было уголовно наказуемым деянием. Да и распространение фонограмм Высоцкого могло дать повод для крупных неприятностей.

Еще был жив Брежнев. Даже «серый кардинал» Суслов, главный идеологический контролер, еще был жив в момент выхода «Нерва». В литературной периодике сразу после смерти Высоцкого публикаций его стихов не было, а потом дело двигалось медленно и осторожно. В «Дружбе народов» (1981. № 5) была помещена сопровожденная предисловием Марины Влади подборка из трех текстов: «Белое безмолвие», «Я весь в свету, доступен всем глазам…», «Люблю тебя сейчас…». Четыре произведения (в том числе «Гамлет» и «Маски») опубликовал журнал «Литературная Грузия», издание смелое, но малодоступное широкому читательскому кругу.

А вот в Ленинграде, к примеру, на Высоцкого был наложен железный запрет. Весной 1981 года заведующий отделом поэзии журнала «Нева» Борис Друян захотел поместить подборку песен Высоцкого, приурочив ее к Дню Победы и выбрав вещи, не содержащие ничего «антисоветского»: «Песня о Земле», «Он не вернулся из боя», «Сыновья уходят в бой», «Братские могилы». Перепечатанные на машинке тексты без имени автора были предъявлены главному редактору «Невы» Дмитрию Хренкову.

«— Какие замечательные стихи! Обязательно — в майский номер! Слушай, но я где-то вроде бы читал их… Точно читал, только вот не помню где. Кто их написал?»[5]

Услышав имя автора, Хренков был искренне огорчен: «Высоцкий в черном списке, а список составили на самом-самом верху, понял?» Поддавшись уговорам, он все-таки наведался «на самый верх», в Смольный, но вернулся оттуда обескураженным. После чего коллеги отправились на прогулку по питерским коньячным и, «бережно поддерживая друг друга», читали вслух крамольного поэта…

И вот всего через несколько месяцев в книжном издании узаконено разом сто двадцать восемь текстов Высоцкого. Кому обязан поэт этим неожиданным поворотом в своей судьбе?

Только себе самому. Издание оплачено максимальной ценой. «Не скажу про живых, а покойников мы бережем», — сказано в песне «Райские яблоки». Иронический афоризм явно перекликается с пушкинским «Они любить умеют только мертвых». Жизнь в обмен на книгу — таков был негласный торг с режимом. Власти удобнее было иметь дело с покойником: он не учинит политического скандала, не убежит за границу, не напишет ничего нового и открыто «антисоветского». А его литературным наследием можно распоряжаться по-своему, отбирать произведения для печати по собственному вкусу, снабжать их предисловиями, написанными в надлежащем духе.

Составителем «Нерва» выступил Роберт Рождественский, довольно далекий от мира Высоцкого, от творческой среды, сформировавшей поэта. Артист Театра на Таганке Леонид Филатов сочинил в свое время цикл пародий «Таганка-75». Над Вознесенским и Евтушенко он подшучивал дружески, а вот над Рождественским весьма ехидно. От имени автора песни «За себя и за того парня» там идет такой монолог:

Может, это прозвучит

Резко.

Может, это прозвучит

Дерзко,

Но в театры я хожу

Редко,

А Таганку не люблю

С детства…

Эта вещь исполнялась Филатовым в спектакле «Поиски жанра», где участвовал и Высоцкий, отзывавшийся о пародиях коллеги чрезвычайно высоко.

Издательство «Современник» также не отличалось сколь-либо прогрессивной ориентацией. Это был оплот официоза и национализма. Поэтические новаторы и вольнодумцы печатались главным образом в «Советском писателе». Вопрос о выпуске «Нерва» решался в высших партийных сферах, и предпочтение было отдано издательству не слишком популярному. Точно так же в 1966 году власти, решившись опубликовать булгаковский роман «Мастер и Маргарита», «провели» его не через «Новый мир», а через умеренный во всех отношениях журнал «Москва».

Но ни осторожный составитель, ни консервативное издательство не смогли помешать автору. Глядя на 1981 год из нашего времени, можно сказать, что «Нерв» — победа поэта. Это отнюдь не весь Высоцкий, но именно Высоцкий. В книге нет ни одного пустого, «проходного» стихотворения, нет конъюнктурно-идеологических текстов, которые в советское время профессионалы цинично называли «паровозами» (имелось в виду, что стихи о партии, о революции или о Ленине, помещаемые вначале, «вывозят» всю книгу или журнальную подборку). И нет их по той простой причине, что Высоцкий ничего подобного не писал.

Можно сказать, что Высоцкий и посмертно продиктовал издателям свою творческую волю. Название книги — не постороннее, а вполне авторское. «Он по жизни шагал над помостом — / По канату, по канату, / Натянутому, как нерв» — это ведь он сам сказал о себе.

И структура сборника в основном обусловлена спектром тематических пристрастий самого автора. Открывается книга разделом «Мы вращаем Землю»: это военные песни, которые адекватно представляют творческое лицо поэта. Далее идут песни «горные» и «военные» (название, правда, выбрано не лучшее — «Знаки зодиака»). Потом — сказочный цикл «Клич глашатаев». Достаточно логично присутствие рубрик «Спорт-спорт», «Черное золото», «Баллада о Любви», «Бег иноходца» (где явлены образцы аллегорической фауны). Венчает книгу раздел «Мой Гамлет» — философская лирика.

Есть еще разделы «Калейдоскоп» и «Занозы», скомпонованные хаотично и эклектично, но, поскольку тексты в них включены полноценные, это не портит общую картину. В «Нерв» вошло меньше четверти песенно-стихового наследия Высоцкого, но по этой части вполне можно судить о целом.

И предисловие Роберта Рождественского, если его перечитать с хладнокровной исторической точки зрения, не содержит ничего заведомо лживого и противоречащего принципиальному пафосу поэзии Высоцкого. Оно просто поверхностно и затрагивает лишь один смысловой слой. Может быть, Рождественский не воспринимал оттенков и обертонов, а может быть, натренированный в тоталитарном лицемерии, обходил стороной рискованные подтексты, предпочитая безопасные риторические пассажи о «настоящих людях», которых воспел поэт, и о «мещанах» и «снобах», которых он презирал. Так или иначе, Высоцкому здесь