– Вам сегодня есть что скрывать?

– Просто я не знаю, куда идут все эти данные.

– Пусть ярче светит солнце, мой друг, вас снимает скрытая камера, – снова засмеялся Тэд.

– Не подумайте, что я вам не доверяю. Но допустим, с вами что-нибудь случится…

– В смысле я умру? Но я же никогда не умру. В этом и состоит идея лайфлоггинга.

– Понимаю.

– Данные поступают в облако, а облако не умирает, оно вечно воспроизводит себя. Вероятность сбоя сравнительно с репликацией ДНК? На пять порядков ниже. Там все будет храниться в первозданном виде вплоть до моей перезагрузки. Я хочу помнить этот ланч. Я хочу помнить пальчики Каролининых ножек.

– Да, я могу вас понять. Но с моей точки зрения…

– Вы не питаете к облаку нежных чувств.

– Пожалуй, нет.

– Оно переживает младенческую пору. Погодите, вот перезагрузят вас – тогда вы его полюбите.

– Я и сейчас уже, что ни день, выуживаю оттуда неаппетитные вещи.

– А вот, кстати, кое-что выуженное и аппетитное…

Каролина принесла блюдо с запеченной на гриле рыбой на банановых листьях. Сдвинув посеребренный кольт Тэда на край стола, она поставила блюдо, а он притянул ее к себе, посадил на колени и поцеловал в шею. В ее улыбке было что-то принужденное, обиженное. Оттянув край низкого выреза ее платья, Тэд направил видеоустройство ей на грудь.

– Эти две я тоже хочу помнить, – сказал он. – Их особенно.

Каролина отвела камеру рукой и молча высвободилась.

– Все еще злится на меня из-за птицы, – объяснил Тэд, глядя ей вслед.

– Комментаторы вас тоже за это не хвалят.

– И не то чтобы он ей очень нравился, этот попугай. Он так орал – хуже, чем завод листового металла. Просто она не ожидала, что я обойдусь без дробовика. Что-то почти религиозное, суеверие какое-то. “Не наведи револьвера на птицу”. Заповедь. Была глуха к моему доводу, что револьвер – это более спортивно.

Андреас взял себе рыбы.

– Давайте поговорим про Боливию.

– У страны нет выхода к морю, – сказал Тэд. Пожалуй, самым отталкивающим в нем было то, как привередливо он брал еду на вилку и клал в рот, словно контакт с ней был неизбежным злом. – Был выход, но чилийцы его забрали. Так или иначе, я там жить не могу. Мне нужно море. Но есть там одно место в горах – Лос-Вольканес. Принадлежало немцу, который занимается экологическими исследованиями. Я его нанял, когда думал, что сумею монополизировать мировой рынок лития. Он сказал мне, что летел на легкомоторном самолете и вдруг видит эту маленькую долину, эту Шангри-Ла и говорит себе: какого хрена еще раздумывать? Купил ее за тридцать пять тысяч американских – невероятно. Я потратил день, чтобы съездить посмотреть, и он был прав. Неземной уголок. Я предложил ему миллион, он согласился на полтора. Есть такие вещи – увидел и знаешь, что это должно быть твое.

– Есть там электричество? Кабель?

– Ничего. Но с президентом страны можно иметь дело. Когда его избрали, он был лидером ассоциации производителей коки. И думаете, он перестал быть лидером ассоциации? Фигушки! Вот это я понимаю – стиль. Президент Боливии и лидер производителей коки. На литии он меня кинул, но я на его месте поступил бы так же. И теперь он передо мной в долгу. Я могу вас ему представить. Могу сдать вам Лос-Вольканес в аренду за доллар в год. Десять миллионов дам на инфраструктуру и на эксплуатационные расходы – вам понадобится оптоволоконная линия.

– А что с этого получите вы сами?

– Вам нужна надежная база. Мне – страховка на случай глобальной катастрофы. Сейчас мне вполне подходит Белиз, полиция здесь – милейшие люди, но мы живем в эпоху, предшествующую Сингулярности. Если вы, я и подобные нам люди намерены пересоздать мир, нам может понадобиться место, чтобы пережить катаклизмы переходного периода. Кроме того, я не предвижу, что льды Гренландии растают до Сингулярности, но если это случится, может быть применено ядерное оружие. От концепции ядерной зимы мы отошли, но возможна ядерная осень – ядерный ноябрь, когда лучше быть поближе к экватору. Изолированная долина посреди континента, на котором ничего не взрывалось. Позаботьтесь, чтобы там были симпатичные молодые женщины, запчасти, козы и куры. Вам по силам сделать местечко уютным. Мне бы очень не хотелось присоединиться к вам там, но нельзя этого исключать.

Тэд умолк, чтобы всадить вилку в кусок рыбы и прожевать его недоверчивыми, резкими движениями челюстей. И отодвинул от себя тарелку, точно отказываясь иметь дело с чем-то постыдным.

– Не знаю, как сказать это более обтекаемо, – проговорил Андреас, – и не знаю, почему я это говорю на ваши камеры, посылающие нашу беседу в облако. Но мне важно, чтобы никто не знал, откуда взялись деньги.

Тэд нахмурился.

– Я вас компрометирую?

– Нет, разумеется. Я думаю, мы друг друга понимаем. Но у меня есть свое собственное лицо в окружающем мире, и… не знаю, как лучше сформулировать… ваши проблемы с законом не очень хорошо с этим лицом гармонируют.

– Мои проблемы с законом ничто по сравнению с вашими, мой друг.

– Я нарушил немецкий закон о гостайне и американский антихакерский закон. Это даже мейнстримные СМИ подают сочувственно. Не сравнить с обвинением в сексуальном преступлении.

– Для традиционных СМИ чернить меня – задача номер один. Я Главный Возмутитель Спокойствия, и они это знают.

– Мне тоже порой достается. Именно поэтому…

– Из всех дооблачных систем юридическая для меня самая интеллектуально оскорбительная. “Один размер годится всем” – мать честная. Даже хуже, чем торговля в старом понимании. Ну почему, когда все остальное мы индивидуально подгоняем с помощью компьютеров, люди до сих пор думают, что закон должен ко всем применяться одинаково? Пятнадцатилетняя пятнадцатилетней рознь, поверьте мне. А я – разве я ничем не отличаюсь от других мужчин шестидесяти четырех лет?

– Интересное соображение.

– А правила работы с доказательствами? Это же не поиск истины, это оскорбление для истины. У меня есть истина, я ее записал. А адвокаты затыкают уши, в буквальном смысле затыкают, говорят, что не хотят ничего о ней слышать. Ну что за система! Полный бред. Хренотень. Я дни считаю до тех времен, когда “суд” будет означать только то, что люди садятся и просматривают цифровую истину.

– Но сейчас, когда они еще не настали…

– Ладно, – не без раздражения сказал Тэд. – Можно сделать так, чтобы мое имя не звучало. Это место, Вольканес, зарегистрировано на боливийскую корпорацию, я ее создал, чтобы обойти всю эту местную чушь насчет зарубежных владельцев. Там три слоя брони. Она, эта боливийская, вам деньги и выделит.

– Вы действительно не против?

– Мы оба с вами люди, говорящие правду, но я говорю ее радикальней. Не побоюсь открыто заявить, глядя вам в глаза, что я правдивее вас. Но для публики вы симпатичней. Вы можете быть дружественным, общественно ориентированным лицом правды.