Габриель надолго умолк. Джулия уже начала подумывать, не обидела ли она его таким признанием. «Ну что я за дура! Разве можно говорить мужчине такие вещи? И потом, как я могу утверждать подобное, не испытав его потенциал на себе?»

Она уже собралась извиняться, но Габриель крепко обнял ее, и у них опять начались ласки, сопровождаемые «танго языков».

— Ты сумела обнажить мою душу. Ты способна видеть самую суть. Только ты можешь, зная обо мне все, по-прежнему меня любить и хотеть. Только ты, моя возлюбленная.

Интуиция подсказывала Джулии: Габриель заслонялся своей сексуальностью как щитом, чтобы не обнажать самые потаенные уголки своей души. А его душа жаждала любви. Джулия вдруг почувствовала пронзительное одиночество этого человека, сопровождавшее его с ранних лет. Сначала родная мать, которой он не очень-то был нужен. Потом непростое привыкание к приемной семье, где он так до конца и не стал родным. Наркотики бросили его в страшную бездну, но его сердце и там не разучилось любить, иначе бы он столько лет не горевал по Майе.

Джулия очень не хотела огорчать Габриеля, но ей было не сдержать слез, и они полились самим собой.

— А теперь-то почему ты ревешь? — искренне удивился Габриель. Он вытер ей слезы и поцеловал в лоб. — Я люблю тебя. Не надо плакать. Особенно из-за меня.

Но слезы все текли и текли. Габриель гладил ей спину, гладил волосы.

— Я люблю тебя, Габриель, — все еще всхлипывая, сказала Джулия. — Думаю, Грейс гордилась бы тобой.

— Не уверен, — нахмурился он. — Зато она наверняка гордилась бы тобой и всем, что тебе удалось со мной сделать.

— У Грейс был дар милосердия.

— Да. Удивительно, что ты произнесла слово «милосердие». Одной из любимых книг Грейс был роман «Суровое милосердие».[39]Много лет она безуспешно убеждала меня прочесть это произведение. У меня даже книга есть. Пожалуй, надо порыться в кабинете и найти.

— О чем этот роман?

— О молодой супружеской паре. Кажется, в конце романа главный герой приезжает учиться в Оксфорд и у него устанавливаются дружеские отношения с Клайвом Льюисом. Кстати, это правдивая история, а не литературная выдумка.

— Я с удовольствием побывала бы в Оксфорде. Хочется посмотреть на паб, где «Инклинги»[40]пили пиво и сочиняли свои сюжеты. Кэтрин Пиктон мне уши прожужжала своими оксфордскими рассказами.

— Готов устроить тебе экскурсию в Оксфорд. Покажу статуи в колледже Святой Магдалины, которые вдохновили Льюиса написать о каменных зверях. Получился роман «Лев, колдунья и платяной шкаф».[41]Если хочешь, поедем туда в июне.

— Найди мне эту книгу. Я взяла бы ее в Италию. Приятно будет что-нибудь почитать во время наших каникул.

Габриель усмехнулся и слегка щелкнул ее по носу:

— С чего ты решила, что со мной у тебя будет время на чтение?

Джулия покраснела и что-то забормотала, но Габриель с серьезным видом продолжал:

— Прости меня, что ночью нам пришлось остановиться. Я не имел права возбуждать тебя, а потом… — Он внимательно смотрел ей в глаза, ожидая ее реакции.

Джулия нежно обняла его:

— Вчера у тебя был неимоверно тяжелый день. Мне хватило того, что ты рядом и я могу заснуть в твоих объятиях. Я просто хотела утешить тебя. Тебе не за что извиняться.

— Джулианна, меня утешает одно то, что ты рядом. Ты права: я был эмоционально истощен и вдобавок успел здорово напиться… Безотказный рецепт для беды. — Он сокрушенно покачал головой. — Мне не хотелось, чтобы первая ночь нашей близости была отягощена грузом прошлого и чтобы призраки прошлого мешали нашему наслаждению. Мы отправимся в новые места, где нам никто не помешает. И воспоминания об этом будут вызывать только радость.

— Обязательно. Хотя должна признаться, мы с тобой вчера совсем неплохо… поинтимничали. Мне понравилось, — со смехом добавила Джулия.

— Так ты не огорчилась? — допытывался Габриель.

— Габриель, ты мужчина, который стоит моих ожиданий. Кем бы я была, если бы устроила тебе сцену лишь потому, что ты сказал «хватит»? Если бы я сказала «хватит», надеюсь, ты бы тоже не стал сердиться.

— Конечно, Джулианна. У тебя всегда есть право сказать «хватит».

— Ты не помнишь, откуда эти стихи: «Что хорошо для юной девицы, порою и зрелому мужу сгодится»?

— Значит, я «зрелый муж»? — засмеялся Габриель.

— Как-никак, ты меня на десять лет старше.

Он вдруг помрачнел:

— Джулия не надо напоминать мне о разнице в возрасте. Мне иногда бывает очень грустно оттого, что мы с тобою не ровесники.

— А мне думается, наши души — ровесницы. Это важнее, чем биологический возраст.

Габриель слегка дернул ее за конский хвост.

— Ты удивительная. Бесподобная. Умная. Великолепная. Вчера ночью, когда я целовал твою грудь… — Он осторожно приложил руку к ее сердцу. — Ты вполне можешь соперничать с музой Боттичелли.

— С музой Боттичелли? — переспросила Джулия.

— А ты не заметила, что на нескольких его полотнах изображена одна и та же женщина? Как раз о ней я собираюсь читать лекцию в Галерее Уффици. О музе Боттичелли.

Джулия улыбнулась и тоже приложила руку к его сердцу:

— Жду не дождусь.

— Я тоже.

После душа, который она принимала в одиночестве, Джулия с трудом уговорила Габриеля отпустить ее за покупками. Но когда она призналась, что идет покупать нижнее белье и мужчины в таких местах смотрятся более чем странно, он согласился.

— Обещай мне, что до самого нашего отлета в Италию ты будешь находиться рядом со мной.

— Мне нужно собраться. У меня в «хоббитовой норе» и чемодан, и вещи.

— Предлагаю такой вариант: когда ты купишь все, что тебе надо, бери такси и поезжай к себе. Попросишь шофера обождать, соберешь чемодан и приедешь сюда. Я ненадолго отлучусь, но у тебя есть ключ и входная карточка.

— Интересно, куда это профессор Эмерсон отлучится в субботний день?

Он улыбнулся так обольстительно, что Джулия забеспокоилась, как бы ее шорты сами собой не упали на пол.

— Мне ведь тоже надо кое-что купить в дорогу. И не только себе. — Габриель наклонился к ее уху и едва слышно прошептал: — Я же тебе говорил, Джулианна, что я хороший любовник. Поверь мне, я сумею предусмотреть все твои потребности.