Таким образом, мы и застали его на кухне с Лизой в день приготовления первого обеда, воспевающим плиту и стирку — со всей фантазией молодого сердца.

* * *

Лиза закончила стирку и указала Скорику на две оставшиеся рубахи:

— Скворушка, это тебе. Я покажу, как стирать.

Скорик под ее руководством выстирал обе рубахи, и они решили дать белью просохнуть. Единственно удобным местом для этого был коридор, так как они не осмелились развесить белье во дворе, Скорик мотивировал это тем, что двор проходной и много всякой всячины шатается в нем, пожалуй, стибрят. На самом же деле, он испытывал неловкость — ведь во дворе пришлось бы развесить белье перед окнами большого студенческого общежития — еще подымут на ура. Он поймал себя на этом чувстве, упрекнул за ложный стыд и все же не решился.

Они протянули веревку через весь коридор, укрепив один конец ее над дверью кухни, другой над дверью комнатки Дороша. Для этого надо было вбить по большому гвоздю на противоположных стенах, загнув головки гвоздей крючками, чтобы легче укрепилась веревка. Вколачивая обухом колуна гвоздь над дверью, ведущей в комнату Дороша, Скорик потерял равновесие и, удерживаясь за косяк, выронил колун, который ударился топорищем в дверь и произвел шум. Дверь распахнулась, из нее показалась голова Синевского.

— Нельзя ли поосторожней? — заметил он недоброжелательно, но, увидев Лизу, стоявшую тут же и наблюдавшую операцию вколачивания, заулыбался, закивал головою: — А, мадемуазель-товарищ Лиза, приветствую вас, то есть тебя на посту. Ну, как твой помощник — сможет ли он уже варить из топора кашу?

— Благодарю вас, тебя, — ответила Лиза, попадая ему в тон, — он очень послушный мальчик и готовит сегодня самостоятельно экспромт — пшеничные…

— Лизанька, — перебил ее Скорик, — экспромт — иностранное слово и обозначает неожиданность, поэтому его нельзя разглашать, это пока секрет.

— А, — осклабился Синевский, — между вами уже секреты.

— Ты не понял, ты не понял, — возразила поспешно Лиза, — это просто оладьи.

— Ну вот, Лизанька, — рассердился Скорик, — теперь они, наверное, не так уже вкусны будут, пускай бы орава наша думала, что сегодня только суп и каша. Ты представляешь себе фурор, который произведут оладьи, поданные на третье? Я покажу им, каков Скорик!

— Кажется он ошибся, избрав химический факультет, ему бы на кулинарные курсы. Чертовски талантлив. Да он скоро перещеголяет тебя, Лиза, — сказал Синевский с улыбочкой и, захлопнув дверь, спрятал голову.

Укрепив веревку, Лиза и Скорик стали развешивать белье. Его хватило на длину веревки и еще остался изрядный запас.

— Что же нам делать с ним? — обескураженно спросил Скорик.

— Развесить во дворе все белье и наблюдать.

Очень не хотелось этого Скорику, но пришлось все же освободить веревку. Во дворе они провели ее между флигелем и забором, и опять Скорик вколачивал гвозди. На стук вышла жена дворника, жившего в первом этаже флигеля.

— Скоро ли она уйдет? — подумал с досадой Скорик.

Но дворничиха не собиралась уходить, с превеликим и каким-то священным вниманием следя за процедурой. Пробежал студент химфака Малавин, оглянулся и тоже прирос к месту.

— Радио провожу, радио, — не утерпел Скорик, — антенну устанавливаю. С острова Явы волну хочу уловить. Ну, чего уставился, леший?

Малавин засмеялся.

— Должно быть, напугали тебя кошки, если антенна с крыши переехала на землю.

— Чтоб вас растрясло, — выругался Скорик и, внезапно устыдившись, крикнул: — Зови всех, скликай — пускай полюбуются, как я антенну провожу.

Но скликать и не нужно было — окна корпуса раскрылись сами собой, как будто открыло их ветром, и высунулся из них добрый десяток голов. Студенты с большим интересом следили за всеми движениями Скорика, ожидая, что же он дальше предпримет.

— Смотри, — крикнули из третьего этажа, — заземление дай хорошее, заземление, волны не словишь.

Скорик поднял голову, и ему закивали в окнах.

— Виват, виват!

— Беги за бельем, — сказал он Лизе.

Через минуту она возвратилась с мокрой кладью на плечах. Белье издавало запах мыла и синьки. Скорик снял сверху мокрый комок, оказавшийся полотенцем, и перекинул его на веревку.

— Поправь, — шепнула Лиза, — разгладь его, оно скорее высохнет.

Скорик послушался, разгладил его на веревочке и снял с кучи второй комок, оказавшийся мужской сорочкой. Отряхнул ее в воздухе, держа за рукава, и перекинул надвое, взметнув на веревку.

Дворничиха не могла равнодушно смотреть на то, как неумело распоряжался Скорик, всей силой своей женской души страдала, наконец не вытерпела и решилась помочь хотя бы советом.

— Так вы же, — застрекотала она, — рукава поместите на виду, а то что они у вас подогнулись. Не высохнут они, ей-богу не высохнут и будут мокренькими. Да ну же, — и она проворно поправила, как нашла лучшим.

— Учись, — воскликнул кто-то из окна, — учись, братец.

Из соседнего окна также раздался женский визг:

— Эй, медведь, да ты не туда его повесил!

Лиза подымала глаза к балкончику, к окнам, откуда неслись голоса, и опускала их тревожно.

Когда Скорик, беря с плеча, близко наклонялся к ней, она смотрела ему в глаза и смущенно улыбалась. Развесив при помощи дворничихи несколько штук, Скорик извлек из кучи белья Лизин лифчик. Она зарделась и прижалась пылающей щекой к белью. Принадлежность ее туалета, предчувствовала она, станет центром публичного осмеяния этих веселых и грохочущих людей. Она хотела спрятаться или провалиться на месте. Немного поразмыслив, Скорик высоко поднял лифчик, держа его за концы и предоставляя любоваться им всему студенческому фасаду.

— Не надо, — слабо прошептала Лиза.

— Поздно, Лизанька, — шепнул Скорик, — они все равно его заметили, лешие! — Он еще выше поднял лифчик, распростерши его, и произнес речь, достойную его поэтического и веселого нрава. — Студенчество, — начал он, подражая патетике Бортова, — обнажите головы и поклонитесь этой вещице. Она побывала в мужских руках, но без всяких дурных намерений. Это первый лифчик в мире, который выстирал мужчина.

— Неправда, я его сама стирала, — хотела крикнуть Лиза.

— Первый случай в истории культуры, когда дамская принадлежность, побывав под мужскими пальцами, вышла белоснежной и чище, чем была. Лешие всех стран, соединяйтесь и поклонитесь ей! — И, придерживая лиф одной рукой, Скорик первый поклонился ему, не выдержал и рассмеялся.

За ним грянул залп дружного хохота. Кричали ура, хлопали в ладоши. Через несколько минут толпа человек в десять студентов окружила Скорика и помогла ему развесить белье. Брали с плеч Лизы, засматривая лукаво в глаза. Она еще не пришла в себя от смущения и отворачивалась. Студенты шутили, острословили. Студентка Чуян, широколицая, некрасивая девушка, смеясь предложила Скорику для стирки свой капот.