Поднимаясь наверх, она развлекалась, обдумывая способы, которыми корабль может убить ее. Это была весьма интересная интеллектуальная задача, которая требовала проверки глубины ее знания корабля, причем в аспекте, о котором ей раньше думать не приходилось. Теперь нужно было смотреть на те же вещи с совершенно иных позиций. Однажды — и не так уж давно — она сама была в ситуации, аналогичной той, в которой сейчас находился корабль. Она хотела убить Нагорного ускорением или хотя бы не дать ему превратиться в угрозу для нее, что практически было одно и то же. В конце концов она убила Нагорного, так как он первым попробовал уничтожить ее физически. Теперь способ, которым она добилась своего, занимал ее мысли. Она убила Нагорного, ускоряя и замедляя скорость движения корабля, изменяя режимы движения с такой быстротой, что тот заживо превратился в пульпу. Рано или поздно — и она не видела никаких препятствий, которые могли бы этому помешать, — корабль сам по себе обратится к той же идее. И когда это произойдет, ей лучше бы находиться где-нибудь подальше от этой жестяной коробки.

Вольева достигла рубки без помех, хотя не пропустила ни одной тени, без того, чтобы проверить, что это такое — прячущаяся машина или еще хуже — крыса. Она не знала, на что способны крысы, но узнавать это ей вовсе не хотелось.

Рубка была пуста. Она осталась такой же, какой была, когда Вольева покинула ее совсем недавно. Весь разгром, устроенный Хоури, остался не ликвидированным. Даже пятна крови Саджаки на полу этого гигантского полусферического помещения были на месте. Голографический дисплей все еще светился, забрасывая Вольеву массой все время обновляемых данных, касающихся вращения Цербера, «Плацдарма» и так далее. На мгновение к ней вернулся материнский интерес к собственному созданию, которое так стойко держалось против антибиотических сил, обрушенных на него планетой. И хотя она испытывала законное чувство гордости, ей все равно хотелось, чтобы «Плацдарм» проиграл и чтобы Силвесту не удалось проникнуть в недра Цербера. Разумеется, если ему все же удалось добраться живым до планеты.

— Зачем ты пришла сюда? — спросил чей-то голос.

Она повернулась, будто получив обжигающий удар хлыстом. Там стояла фигура, глядевшая на нее сверху вниз с одного из высоких ярусов рубки. Фигура была незнакомая — просто закутанный в темный плащ мужчина со скрещенными на груди руками и оскалом черепа вместо лица. Вольева выстрелила, но фигура не дрогнула, даже когда пуля пронзила ее, а ионный след в воздухе затрепетал точно стяг.

Рядом с первой появилась вторая фигура, одетая несколько иначе.

— Срок твоей аренды истек, — сказала она на самом древнем варианте языка Норт. Этот вариант Вольева знала плохо так что с большим трудом поняла значение слов.

— Чего ты хочешь добиться? — спросил первый мужчина, но тут рядом с ним появился еще один, а затем еще и еще. Тени далекого прошлого теснили Вольеву со всех сторон. — Эта наглость… — но голос утонул в голосах других призраков, стоявших справа от нее.

…у тебя нет таких прав, Триумвир. Я обязан предупредить тебя…

…ты серьезно злоупотребляешь властью и должна передать ее…

…горько разочаровались, Илиа, и обязаны, со всей деликатностью, потребовать, чтобы ты…

…сняла с себя привилегии…

…полностью неприемлемо…

Когда хор голосов превратился в непрерывный бессловесный рев, а конгрегация мертвецов заполонила весь зал, Вольева закричала. Куда бы она ни обращала взор, всюду ее окружала масса древних лиц, шевелящих широко разинутыми ртами, будто каждый из призраков был тут единственным оратором. И будто каждый воображал, что всеобщее внимание обращено именно на него. Казалось, они молятся ей. Молятся, ибо она всемогуща. Молятся и одновременно жалуются. Сначала со злобой, будто она их чем-то разочаровала, потом с ненавистью и презрением, как будто она не только обманула их, но обманула постыдно и при этом еще совершила неслыханный грех, такой мерзкий, что о нем даже сказать нельзя, а можно лишь кривить губы и сверкать глазами, в которых полыхает стыд за нее. Вольева подняла автомат. Соблазн выпустить в этих придурков всю обойму был нестерпим. Убить их, конечно, нельзя, зато можно повредить систему их запуска. Но боеприпасы надо беречь. Арсенал теперь недоступен.

— Убирайтесь! — завопила она. — Убирайтесь от меня куда подальше!

Один за другим мертвецы смолкали и исчезали. А перед тем как исчезнуть, каждый обескураженно качал головой, будто ему в такую минуту стыдно находиться рядом с ней. Наконец-то Вольева почувствовала себя свободной, теперь она дышала короткими вздохами, ей надо было хоть немного успокоиться. Она зажгла сигарету, она курила ее медленно, стараясь дать отдых мозгам. Пальцы руки поглаживали автомат. Вольева радовалась, что истратила на мертвецов лишь один патрон, хотя полное разрушение рубки доставило бы ей чувство острого наслаждения. Прикосновение к оружию было необычайно приятно. Хоури сделала великолепный выбор. На ложе автомата золотом и серебром горели китайские драконы.

И тут с дисплея раздался новый голос.

Вольева подняла глаза и увидела лицо Похитителя Солнц.

Именно таким он и должен быть, решила она еще тогда, когда Паскаль открыла ей значение его имени. Он был такой, каким она его себе представляла, только много хуже. Потому что она не просто видела, как выглядит этот инопланетянин. Она видела его таким, каким он видел себя сам, а, по-видимому, с мозгами у Похитителя Солнц дело обстояло не слишком благополучно. Она вспомнила Нагорного и только теперь поняла, почему тот сошел с ума. Она не винила его, поскольку он жил с этим страшилищем, угнездившимся в его голове, и не имел понятия о том, откуда оно там взялось и чего от него хочет. Нет! Теперь она только жалела погибшего артиллериста, этого несчастного беднягу! А может, и она уже погрузилась в психопатию, встретившись с этим фантастическим придурком, оживающим в каждом сне и в каждой мысли, рождающейся поутру.

Когда-то Похититель Солнц был, вероятно, амарантянином. Затем он изменился, возможно, по собственной воле — благодаря генной инженерии, вылепив из себя и своих Отверженных совершенно новый биологический вид. Они переделали свое анатомическое строение для полетов в условиях нулевой гравитации. Вырастили огромные крылья. Теперь она видела их — они возвышались над круглой лысой головой, которая, казалось, была выдвинута в сторону Вольевой.

Это был, скорее, череп. Правда, глазницы были не совсем пусты. Не пустота заполняла их до краев, а черная абсолютная глубина, такая же черная и бездонная, какой Вольева представляла Завесу Странников. Кости Похитителя Солнц светились безжизненным светом.

— Несмотря на то, что я говорила раньше, — сказала Вольева, когда первый шок от того, что она видела, прошел, или вернее, понизился до отметки, на которой она могла его переносить, — я думаю, что ты уже нашел способ убить меня. Если, конечно, твоя цель заключалась в этом.

— Ты не можешь знать, чего я хочу.

Когда он говорил, то слов слышно не было. Было безмолвное отсутствие, которое непонятным способом передавало смысл, как бы вырезая его из молчания. Сложные челюсти этого создания вообще не двигались. Разговор, как она вспомнила, вообще никогда не был у амарантян средством общения. Их общество развивалось, так сказать, на основе визуальных связей. Надо думать, нечто столь важное сохранилось и после того, как Похититель Солнц покинул Ресургем и стал трансформировать свой народ. Трансформация была столь радикальна, что когда они позже вернулись на свою старую планету, их приняли как крылатых богов.