— Тебе надо было не править природой, а играть по ее правилам, — презрительно перебил Данила.

— Молчи, Жизнь. Я знаю боль, которую ты несешь с собой. Я отрекаюсь от тебя!

И он отвернулся от Гаюнара так, будто его не было и в помине.

— А как насчет Смерти? — подал голос Ви-Брук.

— Донай, оставь его, — шепнул Оливул.

Но Синий князь сказал достаточно, чтобы подтолкнуть колдуна на следующий шаг.

— Мне не нужна Смерть! Мне не нужны вы все! Я сам создам себя в своем Мире! Земля, Вода, Воздух, Огонь! Я отрекаюсь от вас.

Каллист повернулся и пошел по Пути, не замечая, что при этом так и не двинулся с места.

— Он заблудился внутри собственной Игры, — пробормотала Юлька, с некоторой жалостью следя за колдуном.

— А по-моему, он вполне счастлив, — пожал плечами Пэр.

— Ну как, пора на Волка, капитан? — спросил Донай.

Серафима, скрестив на груди руки, смотрела на изуродованного чародея.

— Было бы бесчеловечным бросить его здесь в таком состоянии, — сказала она.

— С ним еще мягко обошлись, — проворчал Ви-Брук, покосившись на Грег-Гора.

Каляда качнула головой, давая понять, что придерживается иного мнения, и неторопливо направилась к Каллисту.

Заметив нежданного персонажа в лоне своего искусственного одиночества, экзистор долго не мог сконцентрировать мысль, чтобы подобрать подходящий образ.

— Кто ты? — спросил он, оставив тщетные попытки обозначить женщину чем-либо земным.

— Я то, что дает возможность путешествовать в Путях Судьбы и творить Миры. Я Космос. Однако без отвергнутых тобой Стихий я представляю миф, невостребованную идею, я теряю целостность бытия. Посмотри: ты идешь, и не двигаешься; ты мыслишь, и не обретаешь решений, созданные тобой образы не находят воплощения. Такой Мир ты хотел построить для себя?

Каллист опустил голову.

— Я отрекаюсь и от тебя,… Космос, — глухо произнес он.

— Ты желаешь прекратить свое существование?

— Это существование?! — он поднес обнаженную до костей руку к изувеченному лицу. — Когда я проиграл первый раз, огонь дракона сжег мою плоть. Сегодня он сжег мою душу!

— О, да. Огонь умеет разрушать. Но на очищенной им почве вырастают плодоносные деревья и прекрасные цветы, а на пепелищах городов те, кто в борьбе обрел силы, выстраивают новые, еще более совершенные города. Стихии дают тебе шанс обрести себя, Каллист.

Друзья ожидали капитана, собравшись тесной группой возле покрытого иллюзорным туманом Крылатого Волка. Приближаясь к ним, Каляда чувствовала за спиной растерянный взгляд колдуна.

— Его гордыня умерла, — произнес Оливул, когда женщина вошла в тень корабля. — Он только что сломал Игру, в которой отрекался от Стихий.

— Пусть его охраняет Вода, — выпалила Юлька и, испугавшись собственной торопливости, вопросительно посмотрела на Белого князя.

— И Твердь, — поддержав подругу взглядом, добавил Бер-Росс.

— И Воздух, — улыбнулся Пэр.

— С чего он взял, что Жизнь несет боль? — Данила потрепал по холкам Аполлона и Артемиду. — Впрочем, она сама его разубедит.

Ви-Брук хмыкнул и демонстративно вложил Меч в ножны. Возникло ощущение какого-то неудобства. Некая мысль, не то своя, не то пришедшая извне, плутала между пластов сознания.

— Донай, — Белый князь прямо посмотрел брату в глаза.

Тот понял, что от него, Витязя Смерти, ждут слова.

— Ладно, — бросил он. — Но я делаю это лишь потому, что ты так хочешь, Оливул. Смерть да прибудет с ним.

Гай-Росс сделал шаг вперед.

— Именем Племени Драконов! Отпусти его, Огонь!

Марево Надмирий прорезала огненная струя. Пылающий туннель захватил в себя Каллиста и понес сквозь пространство к далеким Мирам.

— Куда ты отправил его, Грег-Гор? — Оливул тревожно следил за нескончаемым мостом, окруженным языками пламени.

— В Мир, где его постигло проклятие Матери Драконов, — ответил Черный князь слившимся воедино голосом.

«Теперь ему решать, как править колесницей своей судьбы, чтобы Племя посчитало его достойным и избавило от проклятия».

Юльке показалось, что это последнее произнес кто-то из друзей. Но после ответа Грег-Гора никто не проронил ни слова. Девушка обеспокоено посмотрела на Оливула и вдруг обнаружила, что знает все, что с ним произошло с момента, как Донай заметил на подоконнике зеленоглазых ящериц. Она вздрогнула. Ведь ящерок видел не Оливул, а Донай, значит… Бездна смерти, изнурительный подъем по отвесной стене. Перед глазами замелькали проносящиеся под крыльями ветра поля и леса, скалистая гряда с тенью дракона на камнях, выжженный солнцем двор и толпа разгневанных людей.

— Серафима, что это?

Поток образов, хлынувших на Юльку, был прерван возгласом Данилы. Девушка часто заморгала, испуганно огляделась и поняла: каждый из семерых испытал сейчас то же. Каждый, в том числе и Каляда.

— Ты сцепила наши мысли, капитан? — быстро спросил Донай.

— Единение… — пробормотала она и, спохватившись, ответила. — Это вызвала не я. Семь Стихий составляют одно нерушимое целое, и мы принадлежим им всем, как они принадлежат всем нам.

Наступило молчание. Серафима видела, что ее слова обрушились на друзей отнюдь не долгожданным подарком. Она знала, как тяжело Пэру, считавшему себя виновником свалившихся на команду бед; как боятся показать пережитую боль Оливул и Донай; как старается замкнуться Данила, чтобы никто не рассмотрел его нежной привязанности к брату, казавшейся, по его мнению, сентиментальной. Все они были людьми со своими мерками и принципами, с укрепившимися взглядами на жизнь. И пока ничто не посягало на сокровенные уголки разноликих душ. Но когда придет время раскрыть себя Первому Экзистедеру Великих, когда Судьба руками Избранников Стихий приведет в исполнение свой приговор, тогда им придется стать тем единым, что являют собой силы Мироздания. И, возможно, навсегда.

— Пора в Путь, — сказала Серафима, снимая сковавшее друзей напряжение. — Кочевники идут к Первому Экзистедеру. Наш долг защитить Структуру. У меня есть план, мы обсудим это в кают-компании.

Волк переступил через Надмирье. Близился час, когда он исполнит волю Великого, и с чужаками Судьбы будет покончено. Он смотрел на Избранников. Сомнение. То самое, зароненное словами Возничего Воздуха. Чужаки Судьбы? Он позволил существовать одному, через боль и страдания нашедшему себя. Масса должна быть уничтожена — это окончательная цель. Но почему Стихии не отвечают ему бесспорным согласием?

Космос смыл остатки фантомного образа, висящего над кораблем-Экзистередом, и Крылатый Волк предстал перед внемиренцами в обличии звездолета. Загудели генераторы, поднялись купола дистантерских башен, активизировались системы жизнеобеспечения, зажглись сигнальные бортовые огни.