– Может быть, они притворяются «перекованными», когда идут грабить своих соседей?

– Возможно. Но меня тревожит, что нападения происходят все ближе и ближе к Баккипу. Судя по тому, что говорят жертвы, существуют три различные группы. Но когда поступает очередное сообщение о грабеже, или взломанном амбаре, или о корове, убитой в поле, складывается впечатление, что группа «перекованных» продвигается к Баккипу. Я не могу придумать никакой причины, по которой они могли бы так себя вести. И, – он перебил меня, когда я открыл рот, чтобы вставить слово, – описание одного последнего нападения совпадает с описанием нападения, о котором докладывали больше месяца назад. Если это те же самые «перекованные», значит они прошли долгий путь за это время.

– Это не похоже на «перекованных», – сказал я и потом осторожно спросил: – Вы подозреваете, что тут кроется какой-то заговор?

Верити горько фыркнул:

– Конечно. Заговор против короля. Но по крайней мере, в этом случае, как мне кажется, я могу не искать заговорщиков в Оленьем замке. Мне нужно обнаружить источник козней. – Он внезапно остановился, как бы услышав, как резко звучат его слова. – Найди мне его, Фитц, ладно? Поезди немного вокруг и послушай. Узнай, о чем говорят в тавернах, присмотрись к знакам на дорогах. Собирай слухи о других нападениях и будь внимателен к деталям. Тихо. Можешь сделать это для меня?

– Конечно. Но почему тихо? Мне кажется, что, предупредив людей, мы скорее узнаем о том, что происходит.

– Мы бы услышали больше, это верно. Больше слухов и еще больше жалоб. Пока что это отдельные жалобы. Думаю, я единственный, кто сложил из них цельную картину. Я не хочу, чтобы Баккип вооружался, сетуя на то, что король не может защитить даже свою столицу. Нет. Тихо, Фитц. Тихо.

– Просто тихо разобраться в этом. – Я произнес это не как вопрос.

Верити слегка пожал своими широкими плечами, и было похоже, что он взвалил новое бремя на свои плечи, а не избавился от него.

– Останови это там, где сможешь. – Голос его был тихим, он смотрел в огонь. – Тихо, Фитц. Очень тихо.

Я медленно кивнул. Подобные задания я получал и раньше. Убийства «перекованных» ложились на мою совесть не таким тяжелым грузом, как убийство человека. Иногда я пытался внушить себе, что только возвращаю мир в изувеченные души, избавляю от мучений семьи. Я надеялся, что не слишком привыкну обманывать себя. Это была роскошь, которую убийца не мог себе позволить. Чейд предостерегал меня от этого, говоря, что я всегда должен помнить, кто я такой на самом деле. Не ангел милосердия, а убийца, который работает на короля. Или будущего короля. Это был мой долг – заботиться о его безопасности. Мой долг. Я помедлил, потом заговорил:

– Мой принц. Возвращаясь, я встретил нашу будущую королеву Кетриккен. С принцем Регалом.

– Красивая парочка, верно? А она хорошо сидит на лошади? – Верити не смог скрыть горечи в своем голосе.

– Да. Но по-прежнему по-горски.

– Она пришла ко мне и сказала, что хочет научиться ездить верхом на наших рослых лошадях. Я одобрил эту затею. Я не знал, что она выберет учителем Регала. – Верити наклонился над картой, сделав вид, будто разглядывает что-то.

– Может быть, она надеялась, что вы научите ее? – Я говорил беспечно, обращаясь к мужчине, а не к принцу.

– Возможно. – Он внезапно вздохнул. – О, я знаю, что надеялась. Кетриккен чувствует себя одинокой. – Он покачал головой. – Ей следовало выйти за младшего сына, за человека, который всегда располагает временем. Или за короля, чье королевство не балансирует над пропастью войны и бедствий. Я не осуждаю ее, Фитц. Я знаю это. Но она такая… юная. Иногда. И она так фанатично предана народу! Она сгорает от желания принести себя в жертву Шести Герцогствам. Вечно мне приходится ее сдерживать, объясняя, что не это нужно моей стране. Она как слепень. В ней нет покоя для меня, Фитц. То она хочет быть шаловливой, как дитя, то она выпытывает у меня все подробности какой-нибудь неприятности, о которой я хочу забыть хоть на некоторое время.

Я внезапно вспомнил, как настойчиво ухаживал мой отец за легкомысленной Пейшенс, и отчасти понял его мотивы. Женщина, которая была для него убежищем. Кого бы выбрал Верити, если бы ему было позволено выбирать самому? Вероятно, женщину постарше, спокойную, уверенную в себе.

– Я так устал, – тихо сказал Верити. Он налил себе еще вина и, отхлебнув, отошел к камину. – Знаешь, чего я хочу?

На самом деле это не было вопросом, и я не стал отвечать.

– Я хотел бы, чтобы твой отец был жив и оставался наследным принцем, а я – его правой рукой. Он говорил бы мне, что я должен сделать, и я бы делал то, что он просил. Я жил бы в мире с собой, невзирая ни на какие трудности, потому что всегда был бы уверен, что он знает лучше. Ты знаешь, как это легко, Фитц, идти за человеком, в которого веришь? – Он наконец поднял глаза и взглянул на меня.

– Мой принц, – сказал я тихо, – думаю, что да.

Мгновение Верити оставался неподвижным. Потом он подошел ко мне.

– А, – сказал он и пристально посмотрел на меня.

Мне не потребовалось тепла его Силы, чтобы почувствовать его благодарность. Он выпрямился. Мой будущий король снова стоял передо мной. Он отпустил меня еле заметным движением руки, и я вышел. Взбираясь по лестнице в свою комнату, я впервые в жизни подумал, не следует ли мне благодарить судьбу за то, что я родился бастардом.

Волчонку не хватало моего общества. Перед отбытием в Бернс я оставил ему хорошо промороженную тушу оленя, которую спрятал за сараем. Ее должно было хватить на все время моего отсутствия. Но, следуя истинно волчьей манере, он ел и спал, а потом ел и снова спал, пока мясо не кончилось.

Два дня назад, – сообщил он, прыгая и танцуя вокруг меня.

Внутри дома были разбросаны дочиста обглоданные кости. Волчонок встретил меня с безумным восторгом, извещенный о свежем мясе, которое я принес, как Даром, так и собственным носом. Он жадно накинулся на угощение и не обращал на меня внимания, пока я собирал в мешок обглоданные кости. Слишком много отбросов привлекло бы крыс, а за крысами последовали бы крысоловы из замка. Я не мог так рисковать.