Внешне Троцкий пользовался на XII съезде той же популярностью, что и на предыдущих. Он был избран в президиум [1318]. В отчетном докладе ЦК Зиновьев дважды подчеркнуто уважительно упоминал его имя, ссылался на его выступление на IV конгрессе Коминтерна по вопросу о необходимости предоставления большего числа концессий иностранным инвесторам [1319]. Малосведущие делегаты называли Троцкого «народным вождем», ссылались на него, говоря о необходимости борьбы с бюрократизмом. Одна из участниц съезда воскликнула: «Да здравствует наш вождь красного фронта товарищ Троцкий!» Другой, представлявший «беспартийных крестьян» Ярославской губернии, выразил «искреннюю преданность главарям нашего освободительного движения: уважаемому всеми товарищу Владимиру Ильичу Ленину (аплодисменты), великому народному вождю Красной армии тов. Троцкому (аплодисменты) и всем другим соратникам нашей великой грозной армии». Рабочие Глуховской мануфактуры г. Богородска избрали Троцкого почетным рабочим-прядильщиком и назначили ему тарифную ставку по седьмому разряду. Появились, правда, имена и других «вождей» — провозглашались здравицы в честь Бухарина, Зиновьева, один раз даже Сталина. Но в подавляющем большинстве всех этих приветствий имя Троцкого шло вслед за именем Ленина [1320].

Только Сталин позволил себе в отношении Троцкого ноту критики, причем с долей издевательского сарказма, когда комментировал отказ Троцкого от должности заместителя председателя СНК: «Мы еще раз получили категорический ответ с мотивировкой о том, что назначать его, Троцкого, замом, – это значит ликвидировать его как советского работника. Конечно, товарищи, это дело вкуса. Я не думаю, чтобы тт. Рыков, Цюрупа, Каменев, став замами, ликвидировали бы себя как советских работников, но т. Троцкий думает иначе, и уж, во всяком случае, тут ЦК, товарищи, ни при чем. Очевидно, у т. Троцкого есть какой-то мотив, какое-то соображение, какая-то причина, которая не дает ему взять кроме военной еще другую, более сложную работу. Тут, повторяю, ЦК, конечно, не при чем» [1321].

Доклад Троцкого о промышленности [1322] представлял собой довольно глубокий и объективный анализ не только объявленного в заголовке вопроса, но всего комплекса хозяйственно-политического развития РСФСР в условиях НЭПа и его ближайших перспектив. Троцкий пытался убедить слушателей, что период, подобный НЭПу, обязателен для всех стран при переходе к социализму (пока такой единственной страной была Советская Россия), что необходимо пользоваться старыми, рыночными методами, раз уж не созданы новые «централизованные, плановые, учетные». Рыночные отношения должны пронизывать прежде всего отношения между городом и деревней. Ставя вопрос, способствовал ли рынок за два года подъему производительных сил, докладчик отвечал на него положительно, хотя уже здесь указывал на серьезные расхождения в темпах: промышленное производство увеличилось на 43 %, сельскохозяйственное — на 20 %. Положительным признавался рост товарооборота между городом и деревней, но одновременно делался вывод, что государственная промышленность работает убыточно, легкая и средняя промышленность питается в основном за счет бюджета, а бюджет — за счет крестьянского хозяйства. «Дальше уже надо приноравливаться к тому, чтобы работать с прибылью», – призывал Троцкий.

Главный тезис доклада состоял в том — и с этим вынуждены были согласиться остальные члены Политбюро и члены ЦК, – что «смычке города с деревней», то есть коммерческому обмену продуктов сельского хозяйства на промышленные товары, крайне мешали «ножницы цен». Троцкий приходил к заключению, что продукты национализированной промышленности становились все менее доступными различным группам и слоям крестьянства, что крестьянин вынужден был платить за них все больше и больше. Докладчик показал присутствовавшим диаграмму движения розничных цен. Графически, наглядно и доступно, были продемонстрированы эти самые «ножницы»: цены на промышленные товары неуклонно ползли вверх, а на сельскохозяйственную продукцию катились вниз. «Нужно твердо в этот образ вдуматься, – говорил Троцкий с изрядной долей сарказма, – две основные линии идут все более врозь, и эта раскоряка называется «смычкой».

Основываясь на мнении экспертов (в качестве таковых Троцкий, следуя своему опыту в Гражданской войне, все активнее привлекал старых специалистов — экономистов, включая бывших меньшевиков), докладчик настаивал на необходимости устранить «ножницы» через сближение цен. Это не были кардинальные рекомендации, ибо экономика страны вращалась в порочном круге противоречий между государственной собственностью и рыночной стихией, но определенные меры Троцкий предлагал, в частности увеличение экспорта хлеба, что привело бы, по его мнению, к повышению закупочных цен государства на зерно. Это была бы «смычка между русским, украинским и иным крестьянином и европейским капиталом», на которую Троцкий предлагал пойти, ибо это одновременно стало бы условием «нашего самосохранения», или «смычкой между нашей госпромышленностью и нашим крестьянским рынком».

Троцкий назвал и другие меры сближения цен: понижение себестоимости промышленных товаров; концентрацию промышленности; сосредоточение производства на наилучшим образом оборудованных, наиболее целесообразно расположенных в географическом и экономическом смысле предприятиях; разумное сокращение рабочей силы. Последний пункт был особенно болезненным, так как он затрагивал положение рабочего класса. Троцкий, однако, констатировал, что существует скрытая безработица, выражающаяся в том, что вяло работающие предприятия вынуждены содержать излишнюю рабочую силу. «Замаскированная безработица представляет собой худшую, наименее действенную, наиболее дорогостоящую форму социального обеспечения. И прежде всего эта фальшивая форма социального обеспечения развращает наш хозяйственный аппарат, который не может в этих условиях правильно считать, подводить итоги, калькулировать, предвидеть, который воспитывается в духе бессмысленной расточительности и безответственности», – указывал Троцкий. Значительно лучшей, более здоровой, он считал открытую безработицу: «Нельзя вести хозяйство с потушенным фонарем!» — восклицал он по поводу скрытой безработицы в присущей ему образной форме.

Наконец, в докладе вскрывалась опасность бюрократического перерождения не только экономики, но и всего государственного аппарата. При этом Троцкий под государственным аппаратом имел в виду и аппарат партийный, ибо на протяжении всего доклада он говорил не о «диктатуре пролетариата», а о «диктатуре партии». Этого положения не было и не могло быть в утвержденных Политбюро и пленумами ЦК тезисах доклада. Иначе их не пропустили бы на заседаниях Политбюро и ЦК. Троцкий фактически самовольно, нарушая партийную дисциплину, вторгался в святая святых основ большевистской власти, используя для этого тему накладных расходов, которые несет промышленность ради содержания «вавилонской башни бюрократического государственного аппарата». «Более правильная, более научная организация труда на фабрике и заводе; более правильное использование рабочей силы; упразднение всяких лишних пристроек и надстроек; беспощадное сокращение штатов; ликвидация лишних представительств, агентур, всяких вообще бездельников», опирающееся на «политическую власть партии, подкрепленную Красной армией», национализированные средства производства и монополию внешней торговли, – резюмировал Троцкий свой доклад, длившийся три с лишним часа.