– Вы нашли Аскалон?

– Да. – Но в ее ответе не было радости. – Лот, помнишь кроличью нору, в которую я лазала девчонкой?

Он напряг память:

– Ты не про ту безумную вылазку в дебри? Что же там?

Она взяла его под руку:

– Идем, братец. Пусть Эда расскажет об этом несчастье.

Едва они, вернувшись в палату Совета, закрыли за собой дверь, Сабран обернулась к Эде. Маргрет, сняв свою шляпу с перьями, села к столу.

– Вы вернулись с нежданным подарком. – Сабран оперлась о спинку кресла. – А что Истинный Меч?

– Мы его нашли, – сказала Эда. – Как видно, семья Исток хранила его много веков, передавая тайну от наследника к наследнику.

– Невероятно! – вскинулся Лот. – Папа не утаил бы его от своих королев.

– Его хранили до времени, когда он будет нужнее всего, Лот. Папа рассказал бы тебе до того, как передать права наследства.

Лот застыл как громом пораженный. Эда, скинув плащ, опустилась на стул.

– Мы нашли Аскалон в дебрях, в кроличьей норе, – сказала она. – Явилась Калайба. Она преследовала меня от Лазии.

– Лесная хозяйка, – пробормотала Сабран.

– Да. Она отняла у нас меч.

Сабран стиснула зубы. Лот глаз не сводил с Эды и сестры. Лица у обеих были странные.

Они о чем-то умалчивали.

– Полагаю, напрасно было бы посылать отряд на поиски оборотня. – Сабран сжала опущенные на стол ладони. – Если Аскалон для нас потерян и нет уверенности, что отыщется вторая жемчужина… надо готовиться к обороне. Второе Горе Веков начнется с того мига, как восстанет Безымянный. Я оглашу священный призыв к оружию, чтобы король Раунус и княгиня Льети были готовы к бою.

Ее голос не дрожал, но в глазах стоял страх. Времени на подготовку ей выпало больше, чем шестнадцатилетней Глориан Защитнице, которую Горе Веков застало в постели с лихорадкой, но все равно оставались считаные недели. Если не дни.

Или часы.

– Готовиться должны не только страны Добродетели, Сабран, – заговорила Эда. – Тебе нужна Лазия. И Эрсир. Все, кто в этом мире способен поднять меч.

– Другие государства не заключали союза с Добродетелями.

– А ты выкажи им любовь и уважение, – сказала Эда, – отменив давний указ, объявляющий ересью все иные религии. Измени закон, позволь людям с иными ценностями мирно жить в твоих владениях.

– Этому закону тысяча лет. – Сабран как будто не верила своим ушам. – Сам Святой предписал считать все иные веры ложными.

– Не все, что повелось издавна, обязано вечно продолжаться.

– Я согласен, – неожиданно для себя поддержал ее Лот. Три женщины обернулись к нему. Маргрет подняла брови. – По-моему, это поможет, – пояснил он, сдерживая возмущенно стенавшую в нем веру. – Я в своих… странствиях испытал, каково быть еретиком. Как будто самая суть моей жизни оказалась под угрозой. Инис, первым отказавшись от использования этого слова, думается, оказал бы миру очень добрую услугу.

Сабран, помедлив, кивнула.

– Я поставлю этот вопрос перед Советом Добродетелей, – сказала она, – но, даже если правители Юга нас поддержат, это едва ли спасет нас. У Искалина величайшая в мире пешая армия, и она двинется на нас. Людям не выстоять против огня.

– Значит, людям понадобится помощь, – произнесла Эда.

Лот в недоумении покачал головой.

– Скажи, – ничего не объясняя, продолжала Эда, – приходили вести от княгини Льети?

– Да, – сказала Сабран. – Она вскоре отыщет нужную дату.

– Хорошо. В тот день, когда Безымянный поднимется из Бездны, мы, даже не имея меча и жемчужин, должны напасть на него и оттеснить подальше, пока он слаб после спячки.

– Куда? – насупился Лот. – И каким образом?

– За море Халасса или за Врата Унгулуса. Если уж зло существует, не станем подпускать его к своей груди. – Эда оглянулась через плечо. – Ни один из этих планов неисполним в одиночку.

Сабран выпрямилась в полный рост.

– Ты предлагаешь призвать Восток, – заключила она. – Точно как добивалась благородная Трюд.

Покончить с многовековым отчуждением… Только Эда могла предложить подобное королеве Беретнет.

– Поначалу замысел благородной Трюд казался мне опасным безрассудством, – с раскаянием призналась Эда. – А теперь вижу, что она превзошла нас отвагой. Восточные драконы – создания стеррена, и, даже если они не сумеют уничтожить Безымянного, их силы – малы они или велики – помогут его оттеснить. Ты же, чтобы расколоть драконье воинство, можешь обратиться к южным правителям и королю Раунусу с просьбой об отвлекающем маневре.

– Это было бы хорошо, – вставил Лот, – но восточники не станут с нами разговаривать.

– Они ведут торговлю с Ментендоном. Примут и Инис, если обратиться к ним с предложением, от которого невозможно отказаться.

– Скажи мне, – невозмутимо произнесла Сабран, – что я должна предложить еретикам Востока?

– Первый в истории союз со странами Добродетели.

В палате Совета стало тихо, как в склепе.

– Нет, – твердо отрезал Лот. – Это слишком. Этого никто не потерпит. Ни Совет Добродетели, ни народ, ни я.

– Не ты ли только что призывал не называть больше друг друга еретиками? – Маргрет скрестила руки на груди. – Ты не ударился ли сейчас головой, пока я отвернулась, братец?

– Я говорил о людях по нашу сторону Бездны. Восточники поклоняются змеям. Это другое, Мег.

– Восточные драконы нам не враги, Лот. Я раньше сама так думала, – сказала Эда, – но я тогда не понимала двойственности, на которой стоит наш мир. Они по природе своей противоположны созданиям преисподней, таким как Фиридел.

Лот фыркнул:

– Ты заговорила как алхимики. А видела ты хоть раз восточного змея?

– Нет. А ты? – подняла бровь Эда.

– Я и не видя их знаю, что они принудили Восток себе поклоняться. Я не преклоню коленей перед алтарем ереси.

– А точно ли «принудили»? – задумчиво вопросила Маргрет. – Может быть, у них с восточниками взаимное уважение?

– Ты сама себя слышишь, Маргрет? – поразился Лот. – Речь о змеях!

– Восток тоже страшится Безымянного, – напомнила Эда. – Все наши веры согласны в том, что он враг.

– А враг врага может стать другом, – подхватила Маргрет.

Лот прикусил язык. Еще одного удара устои его веры точно бы не выдержали.

– Ты не понимаешь, о чем просишь, Эда. – Голос Сабран стал неподъемно тяжел. – Да, мы не желали сближения с Востоком из-за их ереси, но, как я понимаю, восточники закрыли двери первыми – из боязни чумы. Чтобы убедить их к нам пристать, мне пришлось бы сделать очень щедрое предложение.