— Что тебе сказали в Экре? — требовательно спросил Ричард.

Он встретил меня у ворот, сразу же подав руку.

— Ничего, — ответила я. Я позволила ему проводить меня к дому, но помедлила, когда он открыл дверь гостиной. — Я хотела бы отдохнуть у себя, Ричард. Я очень устала.

Он направился к лестнице, но тревога не покидала его.

— Ты передала им то, что я просил?

— Да, — ответила я.

— И что они сказали?

— Ничего.

— Ты ни с кем не говорила наедине? Никто не упоминал о приходе цыган на общественную землю? Кто-нибудь расспрашивал о Ральфе? Например, Нед Смит? Он всегда был особенно близок с ним.

Я вопросительно приподняла брови. Разумеется, я вела себя нагло и знала это. Но во мне родилась храбрость, у меня появилась причина для этого, потому что я узнала, что часы отсчитывают начало нового времени для Экра. Что скоро этот час пробьет и вся прежняя жизнь разлетится на куски. Два события наступали одновременно: ребенок у меня в животе начинал шевелиться, чтобы проложить себе путь в жизнь, и Ральф тайными тропами пробирался из Лондона сюда, чтобы дать нам свободу.

— Я ни с кем не говорила наедине, — отвечала я, начав загибать пальцы на каждый вопрос Ричарда. — Никто не говорил, что цыгане прибыли на общественную землю. Но так как они обычно появляются перед Рождеством, то, я думаю, они должны прибыть со дня на день. Никто не спрашивал о мистере Мэгсоне. Нед Смит был там вместе с остальными, но он ничем не интересовался.

Ричард грубо схватил меня за руку.

— Что за черт вселился в тебя? — Он пристально изучал мое посветлевшее лицо и явно ничего не мог понять. — Кто-то рассказал что-то, придавшее тебе сил. Кто-то научил тебя смотреть на меня этими наглыми глазами. Кто-то попытался заставить тебя забыть, что я могу сделать с тобой.

Он замолчал и смерил меня взглядом, по-прежнему изо всех сил сжимая мою руку. Я чувствовала, как захрустели мои кости, и едва смогла подавить стон боли.

— Никто. Я потеряла свой страх, потому что вижу, как боишься ты. Я вижу, как ты трясешься при одной мысли о возвращении Ральфа. При одной мысли о том, что он идет сюда за тобой.

Я замолчала. Ричард побелел, и его хватка внезапно ослабла. Моя рука болела нещадно, но сердце пело от радости.

— И я думаю, что ты прав. Если Ральф действительно направляется домой, то он не забудет свести с тобой некоторые счеты. Я хорошо его знаю. — Мой голос звучал почти сладко. — И хочу сказать, что если бы я была на твоем месте и вправду предала бы Ральфа, то я скорее предпочла бы лежать в фамильном склепе, чем находиться здесь. Это единственное место, где ты мог бы быть в безопасности, Ричард.

Ричард уронил голову и уставил глаза в пол. Я секунду посмотрела на него и стала подниматься по лестнице. Я чувствовала, как он с ненавистью провожает меня взглядом, и шла, высоко подняв голову. Но, едва оказавшись у себя в комнате, я поспешила закрыть за собой дверь и бессильно прижалась к ней.

Я могла бесстрашно смотреть в лицо Ричарда, когда он был охвачен паническим приступом страха, но без храбрости, сообщенной мне старой хрупкой женщиной, мое положение было незавидно. Ребенок тяжелым камнем лежал у меня в животе, и это делало меня чрезвычайно уязвимой.

Я могла храбро говорить о том, что хочу прекратить линию Лейси на земле, но мое сердце слабело от любви к моему ребенку. Зная, кем был его отец, зная, что он к тому же являлся мне родным братом, я ожидала рождения какого-то страшного чудовища, монстра. Но затем я чувствовала шевеление маленькой ручки и готова была рыдать от нежности к нему. От нежности, на которую я не давала себе права.

Этот ребенок должен быть отослан прочь, а Ричарда надо остановить. Я должна обрести храбрость и начать борьбу с ним, противостоять его гневу, его власти и как-то освободиться от того сумасшествия, которое опутывало нас всех.

Я могла храбро говорить о своей кончине от родов, но на самом деле я ужасно боялась.

Я могла рассуждать о смерти ребенка, но я изнывала от нежности к нему и мечтала обнять его маленькое тельце.

Я могла храбро говорить о ненависти к Ричарду, но я любила его всю свою жизнь, и иногда мне приходило в голову, что я сама выдумала того монстра, которого боялась.

Я свалилась в постель, как больное дитя, и спала до тех пор, пока январское сумрачное небо не стало темнеть за окном. Проснулась я в холодной, темной комнате и не могла понять ни где я нахожусь, ни кто я сама.

В тот день Ричард не приехал к обеду. Страйд передал, что он уехал в Чичестер и вернется поздно. Я догадалась, что за причина вызвала его в Чичестер. Ричард вошел в гостиную, когда Страйд подавал чай, и мои догадки подтвердились. Он сказал, что вызвал отряд солдат и разместил их у Буша в Экре.

— Я сказал им, что Экру нельзя доверять и что Ральф вполне способен поднять мятеж против нас, — объяснил он.

Отказавшись от чая, он попросил подать себе кружку эля.

Он не ел с самого завтрака, его глаза тревожно бегали. Храбрый мальчик превратился в довольно трусливого мужчину. Я смотрела на него поверх чашки, и мое сердце разрывалось между собственным торжеством и досадой, что я никогда больше не увижу того мальчика.

— Мне пришлось изрядно потрудиться, чтобы они восприняли мои требования всерьез, — продолжал он. — Если бы это был первый мятеж в наших местах, то, думаю, они не пошли бы на это. Жаль, что сейчас нет здесь дедушки, его бы они сразу послушались. Все, что они могли мне сказать, это то, что вряд ли Мэгсон решил остаться в стране, они получили сообщение из Лондона, что он и другие беглецы отплыли в Америку. Они просто не слушали меня, когда я уверял их, что он собирается сюда.

Я кивнула и ничего не ответила.

— Прибыли цыгане, — тревожно добавил Ричард. — Я велел солдатам приглядывать за ними. С этим народом никогда нельзя быть ни в чем уверенным.

Ричард подошел к кухонной двери и попросил себе еще кружку эля. Ему хотелось пить. Все ясно: видно, в Чичестере после визита в казармы он выпил немало голландского джина.

— Почему ты утаила от меня часть правды о своем визите в Экр? — вдруг спросил он.

От неожиданности я даже вздрогнула, и часть чая пролилась на платье.

— Я ничего не утаивала, — слишком быстро ответила я.

— Не лги, — улыбаясь, произнес он.

Ричарда всегда радовало, когда он мог в чем-то одержать верх. Он вернулся в комнату и уселся на свой любимый стул. Страйд, живой укор и неодобрение, принес вторую кружку эля и поставил ее перед Ричардом. Сейчас испытанное в казармах унижение и страх перед Ральфом отступили для Ричарда на задний план перед удовольствием помучить слуг и жену.