А я опять был в положении человека, по вине которого пострадал другой. Конечно, не взяв его тогда с собой, можно было бы избежать этого тяжелого случая. И как бы я себя ни утешал тем, что многим другим (сотням, тысячам людей) сделал много доброго, это не снимало, не снимает и сейчас тяжесть, которую я несу по своей вине.

Конечно, корю я себя и считаю виноватым и в событиях августа 91-го года, но об этом позже. А сейчас – Целленрода, прощание с боевыми товарищами.

…На следующий день рано утром у дома командира полка собрались его заместители. Наготове стояло две машины – в одной поедет командир с женой и дочкой, а во второй – адъютант с вещами. Отъезжающие вышли. Мы подошли, поздоровались. Женщины хоть и улыбались, но глаза их были мокрые, и они постоянно промокали их платочками. Командир полка двигался энергично, но без особой на то нужды. Так у него всегда, когда нервничает и переживает.

Наконец, мы поцеловали женщинам ручки, а они, к нашему огорчению, разрыдались. Потом обнялись поочередно с командиром полка, пообещали, что обязательно встретимся, пожелали счастливого пути, и они уехали. Мы долго еще стояли, не зная, о чем говорить. На душе было пусто и печально. Наконец, пришел солдат и сказал, что к телефону просят начальника тыла. Тот переговорил – оказалось, что ему надо выехать в Грейц для уточнения некоторых документов. А Уткин сообщил:

– У меня есть дельное предложение. – Я поддерживаю, – заявил Каун.

Мне оставалось только согласиться с ними. Мы пришли к Владимиру Васильевичу на квартиру. Через две-три минуты все было уже на столе. Первый тост, уже по нашей традиции, был за Победу советского народа. Второй – за нашу славную дивизию, которую несправедливо расформировали, хотя у нее славный боевой путь и много наград. Третий – за Дегтярева.

– Что бы о нем ни говорили, а он был мужик что надо. Жил заботами полка и всего себя отдавал полку. Пожелаем ему и его семье счастья, пусть им икнется!

А потом, как обычно, пошли воспоминания, итоги, прогнозы.

Особо жаркий характер принял раздел прогнозов. Владимир Васильевич однозначно заявил, что он возвращается в свой родной Рыбинск и будет учить детей. Другого взгляда придерживался Федор Иванович:

– Если меня оставят в армии, я буду благодарен. Конечно, надо пробиваться в академию. Служба мне нравится. Да и тебе, Валентин, служба нравится. Ты любишь порядок, четкость, хорошую организацию, дисциплину. У тебя есть военная косточка.

– При чем здесь порядок, дисциплина, организованность и военная косточка? – возразил я. – Ведь в гражданских организациях тоже должны быть порядок, организованность и дисциплина.

Но Федор не сдавался, а Уткин подливал масла в огонь.

В общем, встреча затянулась. А на следующий день я получил указание прибыть в штаб дивизии за предписанием к новому месту службы. Предупредили, чтобы взял вещи. Времени осталось в обрез, поэтому расставание с товарищами прошло накоротке. Договорились встретиться, но, к сожалению и к удивлению, жизнь нас так больше и не свела.

Приехав в Грейц, я зашел в отделение кадров дивизии. Там находилось представительство штаба армии. Полковник объявил мне, что я назначен в артиллерийский полк 88-й гвардейской стрелковой дивизии. Помолчав, добавил:

– Заместителем командира дивизиона.

Поскольку я никак не реагирую, он спрашивает:

– Вопросы есть?

– Есть.

– Какие? Только коротко и по существу.

– Именно по существу и коротко: как решается вопрос с моим увольнением? Я ходатайствовал об этом.

– Никак. Вам, очевидно, объявили решение командующего артиллерией армии генерал-лейтенанта Пожарского оставить вас в кадрах?

У меня в душе образовалась какая-то пустота и поселилось безразличие ко всему. Что толку затевать спор с этим бумажным полковником? Ему лишь бы выполнить приказ и растолкать офицеров по свободным нишам в штатах. Потом, мол, разберемся.

Получил я направление в 88-ю гвардейскую стрелковую дивизию в 194-й артиллерийский полк, который располагался неподалеку от Плауэна в знакомых для меня краях. Но самое интересное то, что, прибыв в полк и вступив в должность заместителя командира одного из трех артиллерийских дивизионов, я из разговоров среди офицеров понял, что дни этой дивизии тоже сочтены – и она должна быть расформирована. Вполне понятно, что это вызвало у меня и удивление, и возмущение: зачем же по несколько раз перебрасывать офицеров, тем более что они заинтересованы в увольнении? Или, так сказать, испытывали на прочность? Однако вместе с этим чувством была и надежда, что я в этот раз все же добьюсь своего. Все-таки очередное расформирование, причем в новой для меня дивизии, где никто меня не знал, и поэтому ценности для них особой я представлять не мог. У них своих офицеров, хорошо изученных и прославившихся, полно. В общем, как говорят, появился свет в конце туннеля.

Слухи подтвердились. Действительно, в конце мая 1946 года попадаю в 88-ю гвардейскую дивизию, а в декабре этого же года ее расформировывают, и меня, уже командиром батареи, направляют в 20-ю механизированную дивизию (такие дивизии начали создаваться у нас, в Группе войск, в конце 1945 года). Она дислоцировалась в Иене – городе, знаменитом оптикой фирмы «Цейс». Все происходило в авральном порядке: вызвали, вручили предписание и, не сказав даже пары слов для поддержания духа, отправили на новое место. Ну, какое может быть в таком случае настроение? Понятно, самое отвратительное. Прибываю в штаб дивизии, отыскиваю отделение кадров и вместе с предписанием вручаю свой рапорт об увольнении. Офицер покрутил мои документы и, сказав: «Подождите!» – быстро исчез. Появившись минут через пять, пригласил меня пройти к начальнику отделения кадров дивизии. Большой, средних лет мужчина в звании майора поздоровался за руку, любезно пригласил сесть, предложил курить, а потом начал свой долгий монолог: – Я внимательно изучил ваше личное дело, особенно боевой путь. Вы побывали в таких сложных операциях, что хотели вы того или нет, но приобрели такой колоссальный опыт, каким многие не располагают. Оборона, наступление, отступление, опять наступление, Сталинград, Северный Донец, Днепр, Днестр, Висла, Одер – и везде захват или удержание плацдарма, один из сложнейших видов боевых действий. А штурм Берлина?! Да сам путь в стрелковом полку от Сталинграда до Берлина уже о многом говорит. Участник Парада Победы. Вы ведь отлично знаете, что туда не каждого посылают, а по заслугам и по внешнему виду, чтоб сразу было видно: вот он, победитель! Мне еще известно и от подполковника Дегтярева – вашего бывшего командира полка, с которым мы давно дружим, и от командования 194-го