Конечной точкой поездки было Ямусукро, новая столица Кот-д’Ивуара с крупнейшей в мире католической церковью (увеличенной копией ватиканского собора Святого Петра). На открытие храма, кроме Войтылы, прибыли мэр Парижа Жак Ширак (позднейший президент), многолетний министр иностранных дел ЮАР Фредерик Бота и глава правительства Бенина Нисефор Согло. Стоивший триста миллионов долларов собор должен был явиться этаким памятником отцу ивуарийской нации Феликсу Уфуэ-Буаньи — гаранту стабильности страны и главному миротворцу в этой части света (ООН даже учредила в 1989 года премию его имени). Однако колоссальные траты вызвали недовольство как у студентов, встретивших понтифика лозунгом: «Хотим фабрики, а не базилики», так и у местного кардинала Бернара Яго, который в интервью заявил, что «это гигантское строение появилось без участия верующих». Войтыле подобная логика была чужда, но даже он, кажется, почувствовал смущение, узрев титаническую постройку. А потому при освящении собора нашел нужным подчеркнуть, что рядом с ним будут возведены также больница и центр для молодежи (понтифик тут же и заложил первый камень этой больницы)[1030].

Всего через три недели после отлета Иоанна Павла II в Рим отряды руандийской оппозиции во главе с Полем Кагаме вторглись в страну с территории Уганды и развязали войну, которая спустя четыре года закончится массовой бойней тутси и свержением правительства хуту. Самая католическая страна Африки осталась совершенно глуха к словам главы Апостольской столицы.

Святой престол, однако, не был слеп. К примеру, 15 января 1991 года, в день истечения ультиматума международной коалиции Ираку, епископ Торан встретился с американским послом в Ватикане и обсудил с ним ситуацию в Руанде и Бурунди. Оба давно интересовались этой проблемой. О кувейтском же кризисе в ходе беседы даже не упоминалось[1031]. Мы не знаем, что именно там говорилось, но можно предположить, что посол Мелади защищал позицию повстанцев тутси, которым симпатизировали Вашингтон и Лондон (в то время как Франция оказывала поддержку руандийским властям).

* * *

В Польше также происходили бурные события. Отодвинутый немного на обочину Валенса с подачи энергичных братьев Качиньских заявил о желании стать главой государства и выступил за ревизию решений круглого стола, в частности за сокращение президентского срока Ярузельского. Заодно уж принялся бичевать либералов, не желавших вернуть в школы уроки Закона Божьего и запретить аборты, как того хотел епископат. В роли либералов выступали (о ирония судьбы!) правительство католика Мазовецкого, а также редколлегии «Газеты выборчей» и «Тыгодника повшехного», в роли же патриотов — сколоченный Качиньскими партийный блок «Соглашение Центр» и местные руководящие органы «Солидарности», оккупированные в большинстве своем католическими активистами.

В разгоревшейся дискуссии обе стороны пытались опереться на авторитет Иоанна Павла II. Либералам при их нападках на клир и требованиях сохранить свободу абортов ловить тут было нечего, ведь по числу прерванных беременностей (500–700 тысяч в год) Польша конца восьмидесятых занимала второе место в Европе после СССР. Что еще хуже, на стороне либералов выступили бывшие коммунисты — союзник сомнительный, способный лишь повредить Мазовецкому и его единомышленникам. «Геббельс военного положения» Ежи Урбан (бывший пресс-секретарь Ярузельского) не щадил язвительных слов по адресу духовенства, а основанный им сатирический еженедельник «Не», полный скабрезных историй о ксендзах, в кратчайшие сроки превзошел тиражом все прочие печатные органы. Но поляки, хихикая над нуворишами и клерикалами, которых Урбан хлестал в своем журнале, продолжали исправно водить детей к причастию и благоговеть перед земляком в Ватикане. Вот и получалось, что за патриотов был Иоанн Павел II, а за либералов — циничный еврей Урбан. О чем тут говорить?

Открытое противостояние началось в мае 1990 года, когда по приглашению гданьского епископа Тадеуша Гоцловского представители сторон собрались в его резиденции. Произошел острый обмен мнениями, в котором за Валенсу высказался бывший социалист Ян Ольшевский, известный адвокат, защищавший диссидентов в ПНР, а за Мазовецкого — бывший националист, ныне министр по вопросам сотрудничества с общественно-политическими организациями Александр Халль. «Ты не подходишь, Лех», — заявил Халль лидеру «Солидарности». Кому же тогда быть президентом после Ярузельского? Мазовецкому! Кому же еще?

К полемике в прессе подтянулись авторитетные поляки из‐за рубежа. В пользу Мазовецкого выступил нобелевский лауреат Чеслав Милош, а Валенсу поддержали Бжезинский и Ян Новак-Езеранский, бывший директор польской редакции радио «Свободная Европа», чью книгу читал в госпитале Войтыла. А главный редактор «Тыгодника повшехного» Ежи Турович, к негодованию Валенсы, повадился собирать известных ученых и деятелей культуры, которые выступали с коллективными заявлениями, лившими воду на мельницу правительства.

Мазовецкий начал свою предвыборную кампанию еще летом. Двадцать восьмого июня Польское агентство прессы распространило информацию, что Иоанн Павел II прислал ему письмо, выразив восхищение деятельностью старого товарища. Однако уже 30 июня Хоакин Наварро-Вальс заявил, что письмо было всего лишь вежливым ответом премьеру на его поздравление по случаю дня рождения понтифика и что аналогичные письма получили также Ярузельский и Валенса (о чем они, в отличие от окружения премьера, не стали кричать на всю страну).

Это был серьезный удар по престижу. Валенса неумолимо брал верх, к вящей досаде «знаковцев», которые пеняли римскому папе на его «отступничество». В конце июля депутаты «Соглашения Центр» начали собирать подписи за отставку Ярузельского, а 26 августа 1990 года, в день, когда Войтыла призывал к миру на Ближнем Востоке, Валенса прибыл в Римини на съезд «обезьян папы римского» из CL, причем доставил его туда самолет, специально присланный из Италии. На следующее утро Иоанн Павел II принял Валенсу в Кастель-Гандольфо, в той самой часовне, которую по указанию Пия XI расписали героическими сценами из польской истории.

Для поляков значение этой встречи было очевидно — римский папа благословлял Валенсу «на царство». Такое впечатление превратилось в уверенность, когда 29 августа Иоанн Павел II во время генеральной аудиенции процитировал фрагмент речи лидера «Солидарности» в Конгрессе США. Однако 10 октября Войтыла, словно спохватившись, на очередной генеральной аудиенции процитировал уже Мазовецкого.

Понтифик не одобрял соперничества Валенсы с бывшими соратниками — он полагал, что Мазовецкий должен сохранить свой пост в случае избрания Валенсы президентом. Ту же линию проводил и Глемп, который 18 сентября пригласил к себе обоих политиков на «мирные переговоры». Напрасные усилия! Объективные обстоятельства оказались сильнее благородных призывов. «Солидарность» должна была развалиться после победы — слишком разные в ней собрались люди, слишком по-разному они представляли себе свободную Польшу.

Встреча у примаса, впрочем, не была бесплодной. Стороны договорились на ней в кратчайшие сроки провести новые президентские выборы. Уже на следующий день Ярузельский согласился подписать соответствующий указ. Валенса наконец официально выдвинул свою кандидатуру. Чуть позже сделал это и Мазовецкий.