– Пойми, О’Нил, мы не можем вновь потерпеть поражение – и, кроме того, у нас нет резервов. Только ты, сэр Мартин, виконт и я.

– Так, значит, вы и есть главный?

– Ты все правильно понял.

– Я считаю, что сначала надо бы разведать – из кого состоит их группа, где они будут находиться. Только тогда можно будет что-нибудь придумать. Я могу еще походить по пивным и послушать, что там говорят о русских, которые должны прибыть в Кёнигсберг…

– Неплохая идея.

– Но мне хочется знать – как мне поступить, если дела пойдут так, что мне придется кого-нибудь убить?

– Ты правильно мыслишь. Лучше, конечно, обойтись без этого, но главное – результат. Ясно тебе?

– Да, сэр!

Я остановился на секунду:

– Откуда ты знаешь, что я сэр?

– Так вряд ли виконт согласился бы подчиняться человеку без титула.

«Титула у меня, конечно, нет, но его умозаключение не так уж и далеко от истины, – подумал я. – Не слишком ли умен этот ирландец? Впрочем, выбора у меня нет. Уже нет».

* * *

9 (21 мая) 1801 года. Ревельский тракт, неподалеку от Везенберга.

Сапожников Дмитрий Викторович, лейтенант Российского флота

После того, как Ганс предупредил меня о возможном нападении на наш обоз, а я, в свою очередь, проинструктировал «градусников» и Крузенштерна, события стали разворачиваться стремительно, словно в штатовском вестерне. Нет, напавшие на нас ребята были мало похожи на ковбоев. У них не было ни широкополых шляп, ни кольтов, из которых они лихо палили на полном скаку. Все-таки моряки во все времена лучше чувствовали себя на палубе корабля, чем в седле. А, как потом оказалось, большая часть разбойничков были моряками, волею судеб оказавшимися на берегу.

Но завладеть нашими сокровищами для них оказалось труднее, чем взять на абордаж вражеский галеон. Во-первых, с помощью ПНВ мы их вовремя заметили и успели изготовиться к бою. Во-вторых, Сильвер и Меч умели попадать из своих стволов белке в глаз, и потому все посланные ими пули попали именно туда, куда они целились, то есть в охотников за чужим добром. И, в-третьих, пожалуй, самое главное, наш отряд, охранявший сундуки с ценностями, не запаниковал и встретил противника во всеоружии.

Часовые, выставленные вокруг лагеря, услышав топот копыт, окликнули всадников. Те, проигнорировав предупреждение, помчались прямо на часовых. Морячки не сплоховали и в темноте сумели первыми же выстрелами завалить двух нападавших. Остальные подняли дикий крик и, паля из пистолетов, помчались в сторону палаток, где, как сказал их атаман, и хранилось вожделенное золото.

Возможно, что им и удалось бы смять охрану, но тут во фланг конникам ударил пулемет «Печенег». Это Сильвер, заранее заняв огневую позицию, начал множить на ноль бандюков. А Меч, прикрывая своего напарника, короткими очередями ссаживал с лошадей прорвавшихся налетчиков. Мне тоже пришлось несколько раз стрельнуть из своей «ксюхи», когда передо мной неожиданно появились всадники. Вопли, крики боли, визг раненых лошадей… Я так толком ничего и не понял, но нападавшие неожиданно скрылись так же быстро, как и появились перед нами.

Всю ночь мы не спали, ожидая «продолжения банкета». Но, видимо, понеся большие потери, оставшиеся в живых бандиты решили, что не стоит больше рисковать, и отправились куда подальше зализывать раны. А поутру мы стали подводить итоги ночного боя.

С нашей стороны потерь не было. Несколько моряков, в том числе и капитан-лейтенант Крузенштерн, получили легкие ранения. Ивану Федоровичу фатально не везло во время боевых действий на сухопутье. У Ревеля лицо его посекла каменная крошка, выбитая британскими ядрами. А ночью он получил пулю в плечо. Правда, Сильвер, который умел не только отправлять людей в «страну вечной охоты», но и оказывать первую медицинскую помощь, осмотрев рану Крузенштерна, утешил его, сказав, что она «до свадьбы заживет». Учитывая, что свадьба будущего адмирала была не за горами, все прозвучало весьма оптимистично.

А вот нашим ночным оппонентам досталось изрядно. Только убитых мы насчитали четырнадцать душ. «Трехсотых» же оказалось всего трое. Причем по поводу двоих Сильвер сказал, что, будь они лошадьми, то их следовало бы пристрелить, чтобы не мучились.

– Полная безнадега, Викторыч, даже наш эскулап-реаниматолог не сможет их вытащить. Везти их с собой – весьма негуманная затея. Может быть, оставить их здешним селянам, добавив некую сумму на погребение и поминки?

Я, пожав плечами, посоветовался с Гансом, который одобрил идею Сильвера. Стоит отметить, что наш сопровождающий был глубоко впечатлен всем произошедшим этой ночью. Он даже как будто подрастерял свою привычную невозмутимость и с большим почтением посматривал на «градусников».

Третий же раненый бандит, хотя и получил сквозное ранение шеи, выглядел вполне удовлетворительно. Сильвер сказал, что, если не начнется воспалительный процесс, то рана недостреленного разбойничка скоро заживет, и он вполне будет годен для виселицы.

– А сейчас шея у него может не выдержать в петле и оборваться, – пошутил Сильвер и жизнерадостно заржал.

«Ну, и шуточки у этих парней» – подумал я. Впрочем, по здешним законам за вооруженное нападение на государевых людей вполне реально можно получить пеньковый галстук на шею. Вон, в старой доброй Англии человека, укравшего что-либо стоимостью более пяти шиллингов, судьи в париках и мантиях с чистой совестью приговаривают к ВМСЗ[106].

По рации мы сообщили о случившемся в Петербург. Подполковник Баринов ответил, что император серьезно обеспокоен произошедшим и приказал отправить нам навстречу полусотню казаков.

– Так оно будет надежней. За «языка» же спасибо. Постарайтесь довезти его живым до Питера. А мы уж тут с ним вдумчиво побеседуем. И еще, вы там, ребята, не особенно расслабляйтесь, – сказал Баринов. – Хотя, как мне кажется, получив по зубам, эти уроды вряд ли рискнут снова напасть на вас.

И он оказался прав. Дальнейшее наше путешествие прошло без каких-либо происшествий.

* * *

10 (22 мая) 1801 года. Санкт-Петербург. Михайловский замок.

Подполковник ФСБ Михайлов Игорь Викторович. РССН УФСБ по Санкт-Петербургу и Ленинградской области «Град»

Ну вот, можно наконец подвести черту под нашей ревельской эпопеей. Сегодня в полдень по улицам Санкт-Петербурга продефилировали захваченные нами в плен британцы. Посовещавшись с Павлом, мы решили сделать все так, как было в Москве летом 1944 года. Тогда «Маршем позора» по столице провели под конвоем солдат и офицеров вермахта, захваченных в Белоруссии во время разгрома группы армий «Центр». Чтобы императора впечатлило, Василий Васильевич показал ему кадры, снятые в июле 1944 года в Москве. Павел, не отрываясь смотрел, как по улицам Первопрестольной брели немецкие вояки, грязные и расхристанные.

– Боже мой, – бормотал потрясенный