Но когда Марк вошел в покои Юлии, Хадасса поняла, через что ей придется пройти. Он взглянул на нее, и в его глазах она прочитала, для чего он пришел туда, потому что и в ней пробудилось страстное желание. Он подошел к ней, обнял ее лицо ладонями, его руки дрожали. Он нежно поцеловал ее, и его прикосновение прокатилось сладкой волной по ее телу.

— Теперь ты моя, — сказал Марк, и его тихий голос выдавал переполнявшие его чувства, — Юлия отпустила тебя. Как только будут оформлены все документы, ты будешь свободной, и я смогу жениться на тебе.

У Хадассы перехватило дыхание, и в душе она обратилась к Богу.

— Я люблю тебя, — шептал Марк, не в силах говорить от волнения. — Я так люблю тебя. — Он погладил ее по волосам и снова поцеловал.

Хадасса таяла в его объятиях. Подобно наводнению, его страсть захлестывала ее и несла в своем жарком и буйном потоке. Хадасса забыла, что Марк не верит в Бога. Она забыла о том, что сама верит в Бога. Все ее чувства в тот момент были связаны только с Марком, она слышала лишь его дыхание, биение его сердца, силу его рук, обнимавших ее. Предавшись чувствам, Хадасса забыла обо всем на свете и прильнула к Марку.

Весь дрожа, он слегка отступил назад, при этом его руки по–прежнему обнимали ее голову.

— Я не могу без тебя, — прошептал он, — я не могу без тебя жить. — Ее глаза приводили его в восторг. — О Хадасса, — сказал он, переводя дыхание, — раньше мне казалось, что я знаю, что такое любовь. Я думал, что все знаю о ней. — Он смотрел на девушку и с трудом сдерживал свои эмоции.

— Я не могу без тебя, — снова повторил он, отстраняя ее от себя. — И мне от этого больно. Но я помню, как в последний раз дал волю своим чувствам по отношению к тебе, и больше никогда этого не сделаю. Никогда.

Выслушав эти слова, Хадасса тяжело вздохнула, но туман страсти не давал ей ясно осознавать то, что происходило с ней в ту минуту. Дрожа, она снова припала к его груди.

Марк неправильно истолковал ее порыв.

— Если мы предадимся любви прямо сейчас, я никогда об этом не пожалею, — сказал он, сжимая Хадассу в объятиях, — но об этом пожалеешь ты. Чистота до брака. Разве не об этом гласит один из законов твоего Бога? Религия никогда меня не интересовала. Не интересует и сейчас. Но она важна для тебя, и ради этого я готов ждать. Для меня важно то, что я люблю тебя. И я не хочу, чтобы в наших отношениях было что–то такое, о чем бы мы пожалели.

Хадасса закрыла глаза. «Твоего Бога», — сказал он — и она поняла, что Бог не ответил на ее молитвы.

— О Марк, — прошептала она, испытывая душевную боль. — О Марк… — Ее глаза наполнились слезами. — Я не могу выйти за тебя замуж.

Марк слегка нахмурился.

— Ты можешь. Я же только что сказал тебе, что Юлия согласилась отдать тебя мне. Отец дал свое благословение. Мать тоже. Мы поженимся, как только все будет для этого готово.

— Ты не понял, — Хадасса отошла от него и закрыла лицо руками. — О Боже, почему я должна делать такой выбор?

Марк видел, как она мучается, но не понимал, почему. Он пожал плечами.

— Юлия отпустила тебя. Ты ей больше не нужна.

— Я не могу выйти за тебя, Марк! Не могу! — Хадасса отвернулась, боясь, что от одного его взгляда она снова забудет о Боге и предастся своим чувствам.

Марк резко повернул ее к себе.

— Что ты хочешь этим сказать? Что тебя удерживает? Кто тебя удерживает? Ты же любишь меня, Хадасса. Я понял это, едва прикоснувшись к тебе. Я увидел это в твоих глазах.

— Да, я люблю тебя, — сказала она. — Наверное, в этом вся беда. Наверное, я слишком сильно тебя люблю.

— Слишком сильно? Как это женщина может любить мужчину слишком сильно? — И тут Марк подумал, что понял ее. — Ты боишься того, что мои друзья и знакомые начнут говорить, что я женился на рабыне. Так? — Ведь она в первую очередь думала о других, и только потом о себе. — Мне плевать на них, Хадасса. Пусть говорят, что хотят.

Марк помнил, что когда–то презирал одного человека, который дал свободу своей рабыне, чтобы жениться на ней, но тогда Марк еще не знал, как любовь способна ломать барьеры между хозяевами и рабами. Он не знал и того, насколько женщина может быть дорога мужчине.

Хадасса покачала головой.

— Нет, Марк. Дело не в этом. Я не могу выйти за тебя, потому что ты не веришь в Господа.

Марк облегченно вздохнул.

— И это все, что тебя беспокоит? — Он провел рукой по ее волосам и слегка улыбнулся. — Но что это меняет? Это ведь не имеет никакого значения. То, верю я или не верю, не изменит нашей любви друг к другу. Я не вижу тут никакой разницы.

— Разница огромная.

— Вовсе нет, — Марк нежно прикоснулся к ее лицу, испытывая огромное наслаждение от прикосновения и от взгляда ее ласковых глаз. — Все дело лишь в терпимости и взаимопонимании, Хадасса. Важно, чтобы мы любили друг друга и были свободны в наших отношениях. Мой отец никогда не запрещал матери поклоняться богам и богиням, в которых сам не верил. Он знал, что она находит в них утешение, как я знаю, что ты находишь утешение в своем Боге. Ну и пусть так будет. Ты поклоняешься невидимому Богу. Я не буду тебе в этом мешать. Тебе в нашем доме будет гарантирована полная свобода делать то, что ты сочтешь нужным.

— А как же ты, Марк? Кому будешь поклоняться ты?

Он поднял ее лицо за подбородок и поцеловал ее.

— Тебе, любимая. Только тебе.

— Нет! — воскликнула Хадасса, вырвавшись из его объятий. Она снова отвернулась от него, и по ее щекам потекли слезы.

Марк положил руки ей на плечи и поцеловал ее в шею. Губами он почувствовал, как сильно бьется у нее пульс.

— Что мне сказать, чтобы убедить тебя в том, что с тобой все будет хорошо? Я люблю тебя настолько, что готов уважать твою религию.

— Уважать. Но не верить. — Хадасса повернулась к нему и посмотрела ему в глаза. — Как мне объяснить, чтобы ты понял? — грустно сказала она. — Когда два вола идут в одной упряжке, они должны идти в одном направлении, Марк. Если один повернет направо, а другой налево, что произойдет?

— Перетянет тот, кто сильнее, — тут же ответил он.

— То же самое будет и с нами. Победишь ты.

— Но мы же не волы, Хадасса. Мы люди.

Она боролась сама с собой. Ей хотелось быть с Марком, засыпать в его объятиях, растить его детей, стареть с ним — но она слышала предостережение от Господа, и ей нужно было помнить о нем.

— Если я буду в одной упряжке семейной жизни с тобой, если я стану плоть от плоти твоей, то самым важным в моей жизни станет то, чтобы я радовала тебя.

— Но разве не на этом строится семейная жизнь? Муж — глава семьи, а жена следует за ним.

— Но ты утянешь меня от Господа, — сказала она.