Хотя и не такой подвижный, чем прежде, Франклин продолжал любить клубное общество, как и в бытность свою молодым ремесленником. Немногие оставшиеся в живых члены старых сообществ возобновили встречи, причем нередко в его доме. До того времени дожили всего четверо из добровольной пожарной команды, основанной Франклином в 1736 году, но он откопал где-то свое ведро и созвал старых огнеборцев. Американское философское общество, некогда проводившее сессии в его столовой, в 1786 году избрало Темпла новым членом наряду с несколькими действительно выдающимися интеллектуалами, с которыми Франклин познакомится во время пребывания в Европе: Ле Вейяром, Ларошфуко, Кондорсе, Ингенхаузом и Кабанисом. Чтобы применить честную любознательность к «трудной и сложной науке правления», которую философское общество применяло к науке о природе, Франклин организовал специальную группу — Общество политических исследований, куда вошли несколько молодых друзей Франклина, в том числе Томас Пейн.

Франклин достиг возраста, когда уже не беспокоятся по поводу расточительного расхода времени. Подолгу он играл с друзьями в карты, хотя это заставляло его иногда, как он писал Полли, испытывать кратковременные угрызения совести. «Но другое размышление приносит мне облегчение: „Ты же знаешь, что душа бессмертна, почему же не можешь потратить немного времени, если перед тобой целая вечность?“ Поэтому, легко поддаваясь самоуговорам и, подобно прочим разумным существам, удовлетворяясь даже слабым доводом в пользу того, что мне хотелось бы сделать, я снова тасую карты и начинаю новую партию»[567].

Обнаружив на Маркет-стрит богатый рынок фермерской продукции и сделав вывод, что теперь продукты питания стало выгоднее покупать, чем выращивать самому, Франклин превратил свой маленький огород в крошечную копию сада в Пасси с гравийными дорожками, посадками ягодных кустарников и тенистыми тутовыми деревьями. Одному из его гостей довелось наблюдать следующую сцену: «Мы нашли его в саду, сидящим на траве под раскидистым тутовым деревом в обществе нескольких джентльменов и двух или трех дам. Под деревом стоял чайный столик, и миссис Бейч, которая является единственной дочерью доктора и живет вместе с ним, обслуживала собравшихся. Рядом с ней находились трое ее детей. По-видимому, они обожали своего дедушку»[568].

Это был образ жизни, позволявший не допускать сильных приступов подагры и мочекаменной болезни. Он страдал от болей, только когда ходил или «давал течь», как он писал Вейяру. «Так как я веду умеренный образ жизни, не пью вина и ежедневно выполняю упражнения с гантелями, то льщу себя надеждой, что камень не будет расти так же быстро, как без всего этого, и я по-прежнему смогу терпеть его присутствие. Люди, живущие долго и выпивающие чашу жизни до дна, должны быть готовы найти на дне естественный осадок».

Двадцать два года назад он лично контролировал каждую деталь строительства нового дома на Маркет-стрит и даже инструктировал Дебору из-за океана по вопросам внутренней отделки и покупки мебели. Но жить в этом доме ему приходилось только наездами, и теперь он находил его слишком тесным для разросшейся семьи, клубных собраний и увеселений. Настало время, решил он, начать новое строительство.

Несмотря на возраст, Франклин нашел эту перспективу увлекательной. Имея страсть к новейшим усовершенствованиям и испытывая приятное возбуждение от предвкушения скорого начала работ, он с удовольствием вникал во все детали проектирования и тайны строительного мастерства.

Как он писал Вейяру, ему доставляло удовольствие наблюдать за «каменщиками, плотниками, каменотесами, малярами и стекольщиками», мастерством которых он восхищался еще в Бостоне, будучи ребенком. К тому же он знал, что вложения в недвижимость очень выгодны — стоимость земли в Филадельфии быстро росла, как и стоимость аренды жилья[569].

План предусматривал снос трех принадлежащих ему старых домов на Маркет-стрит и возведение на их месте двух новых и более просторных. Франклин ухаживал за Деборой в одном из этих домов, начинал работать печатником в другом, но ностальгия не была ему присуща. Однако он вынужден был изменить планы из-за спора о границах земельного участка. «Мой сосед оспаривает нынешние границы, и я обязан отложить строительство до тех пор, пока спор не будет разрешен по закону, — написал он сестре Джейн в Бостон. — Тем временем работники и материалы уже найдены; я заказал пристройку к дому, в котором живу, так как дом становится тесным для нашей растущей семьи».

Новая трехэтажная пристройка, непосредственно примыкавшая к существующему дому, имела тридцать три фута в длину и шестнадцать футов в глубину, что увеличивало жилую площадь на треть. На нижнем этаже находилась большая столовая, в которой могли разместиться двадцать четыре человека, а на третьем этаже — новые спальни. Но самым замечательным помещением, целиком занимавшим весь второй этаж, была библиотека, соединенная переходом со «старой доброй спальней» Франклина. На полках, располагавшихся вдоль стен от пола до потолка, стояло четыре тысячи двести семьдесят шесть книг, что, по словам одного посетителя, делало эту библиотеку «самой большой и самой лучшей частной библиотекой в Америке» (некоторое преувеличение). Как признавался Франклин своей сестре Джейн, «с трудом представляю, как оправдать строительство библиотеки в том возрасте, который вскоре обяжет меня покинуть вас, но все мы склонны забывать о том, что состарились, а строительство развлекает меня»[570].

В конце концов Франклин смог построить и два новых дома, один из которых стал типографией внука Бенни, а затем спроектировал крытый переход между ними во внутреннем дворе собственного перестроенного дома. Новые строительные проекты позволили ему реализовать на практике различные идеи о пожарной безопасности, которые он пропагандировал в течение многих лет. Ни одна деревянная балка в одной комнате не стыковалась непосредственно с деревянной балкой в соседней комнате, межэтажные перекрытия и лестницы были оштукатурены, а на крыше имелся специальный люк, через который «можно было выйти наружу и полить водой кровельную дранку в случае, если по соседству начнется пожар». Во время перестройки старого дома он с удовлетворением отметил, что молния расплавила верхушку молниеотвода в то время, пока он был во Франции, но сам дом не пострадал, так что «изобретение принесло пользу изобретателю»[571].