мысленно примеряла и отбрасывала — одну за другой — все знаемые и незнаемые, я вдруг поняла, что такой комнаты — нет, потому что это должна быть не-комната: отрицание ее: обратное ее, а именно: комната сна, растущая и сужающаяся, возникающая и пропадающая по необходимости внутреннего действия, с — когда-на*до — дверью, когда не-надо — невозможностью ее. Комната сна (Вы видите сны?), та комната, которую мы сразу узнаём — и на которую немножко похожи, в памяти, наши детские.

_____

(Нынче я начала пушкинских Бесов, и Вы* меня немножко отпустили.)

_____

11-го августа 1936 г., среда.

Вчера, к концу вечера, я заметила (здесь больше сорока человек народу), что я стала бесконечно-ласкова, и как-то ро*вно-радостна — и заметила это по ласковости остальных — и поняла, что это — Ва*ше, к Ва*м, т. е. от Вас — идущее. И у меня было чувство, что я растрачиваю Ваши деньги.

_____

— О ступеньке (на карточке). Сначала: — Нет, ближе! Потом: — Правильно, потому что — и Вы конечно об этом не думали — самое дорогое и драгоценное: голова — сама и сразу — на коленях.

— Где эта лестница??

_____

Я себя сейчас чувствую своим за*мком, в котором Вы живете Пустынно, огромно, сохранно и обнимающе Вас со всех сторон — но таким просторным объятием![1772] — и сколько в нем места, и Вы всюду можете ходить, в нет запретной комнаты — а надо всем огромный пустынный гулкий чердак с готическим корабельным сводом — над которым — еще свод — а на самом верху — колокола. Которые никогда не звонят. И они бы сами зазвонили.

_____

12-го августа, среда —, после письма.

Ва*м письмо принес — отец, мне — сын, и оба не знали, что* несут.

_____

Когда я прочла: боль выносимая, т. е. глазами увидела слово: боль — у меня всё внутри — от горла до коленных чашек — физически задрожало, и я еще удивилась, как можно так неподвижно стоять — и та*к дрожать.

_____

13-го августа 1936 г.

— Когда мы нынче — мы: три женщины, двое мужчин — сидели, в деревенском кафе, на воле, вокруг столика — у каждого была своя отсутствующая рана — у кого давняя, у кого свежая — и я, столько лет за такими столиками сидевшая без, прямая как ствол и неуязвимая — вдруг удивленно почувствовала, что и я — что и у меня (Ваша болезнь, Ваша судьба —).

Может, Вы оказали мне дурную услугу — позвав меня и этим лишив меня душевного равновесия. А может — это единственная услуга, которую еще можно оказать человеку?

_____

14-го августа.

Когда Вы в печати когда-нибудь увидите моих французских Бесов Пушкина[1773], Вы будете знать. Вы один будете знать, ка*к они переводились — за какие тридевять земель от пишущей руки — и души. Но, может — и сам Пушкин их так писал?

…Всё же промчится скорей — песней обманутый день.

                                                        (Овидий)[1774]

_____

Нынче, 17-го августа 1936 г., понедельник.

Я, м<ожет> б<ыть> несколько дней не смогу Вам писать. Во всяком случае, сразу известите о перемене адреса, чтобы я знала — куда думать.

Я ничего о Вас не знаю — с 12-го. Если бы Вы не были после операции — я бы этим не смущалась, а так — жестоко не знать.

Ну, будем надеяться, что причины — хотела сказать внутренние, но что — внутреннее операции? тогда скажем — душевные.

Как бы то ни было — пишете или не пишете, пишу или не пишу — я о Вас думаю.

Храни Вас Бог!

                                       МЦ.

<Приписка снизу:>

Нынче, 18-го августа 1936 г., вторник.

Пришел мой огромный сын (11 л<ет> — почти с меня) — своим огромным шагом и, лаконически: Вот Вам письмо от Штейгера. И я, деловито: — Ну и отлично. А сейчас — волей судеб — иду на свидание с собакой, которая меня любила больше, чем все люди вместе, и которую я не видала шесть лет. (Собаки помнят два года, гениальные — четыре. Любящие — X лет.) Его зовут Подсэм[1775] (чешское: Поди сюда). Я Вам о нем напишу отдельное письмо, из к<оторо>го Вы меня больше узнаете, чем из всего доселе Вами читанного.

Это — большое — отсылаю не перечитывая. Оно Ваше, и я чужих писем не читаю.

Обнимаю Вас, моя радость (и боль).

                                       М.

Впервые — Опыты. V. С. 56-64. СС-7. С. 573–578. Печ. по СС-7.

70-36. А.С. Штайгеру

S<ain>t Pierre-de-Rumilly

Haute Savoie

Ch*teau d’Arcine

19-го августа 1936 г.

Что мне безумно хочется к Вам — Вы конечно знаете, но мне хочется к Вам на полную свободу — какой нет на свете: на свободу того света. Но даже примирившись с несвободой этого: если отсюда ездят в Женеву — то компанией, взяв сообща машину, к<отор>ая в вечер того же дня — отвозит. Едут без виз. Визы я получить не могу, п<отому> ч<то> у меня нет с собой нансеновского паспорта[1776] — остался в Ванве, в дебрях — так что и поручить нельзя. Итак, чтобы к Вам попасть, нужен был бы целый ряд (звено в звено) совпадений: во*-время выехать (не от меня зависит: едем «мы»), в Женеве сразу попасть на подходящий поезд, в Б<ерне> оказаться в Ваши приемные часы (которых я не знаю), от Вас не опоздать на обратный поезд и, наконец, — застать машину. — Видите? — Еще одно: я совершенно не ориентируюсь (ни даже в доме), это у меня — болезнь, я сразу теряю направление, верней отродясь его не имела — никакого — ни на час, — это моя пожизненная беда и вместе с тем услада (равно как и близорукость) — я всегда неизвестно где, но в быту это — неодолимое препятствие. (Подробность: я ведь Вас,