но, чтобы не забыть о том, что она должна мне заплатить, пусть она подпишет эту бумажку».

Он передал ей перо и чернила и заставил её подписать обязательство на двадцать тысяч флоринов.

«Вы — деловой человек!» — заметила Изабелла, кончив писать.

«Я человек бедный и должен думать о себе, — отвечал он. — Я понимаю, что вы и сами должны были бы сделать для меня что-нибудь в этом роде. Имея в виду, что речь идёт о жизни и чести вас и вашей родственницы, это совсем недорого. Но если вы предпочитаете оставаться здесь, то не впутывайте, по крайней мере, меня в это дело».

«Не бойтесь, мастер Якоб, — промолвила Изабелла, взглянув на него с презрением. — Имея в виду, что речь идёт о графине Изабелле де Хорквера и её родственнице, — это недорого, как вы сами сказали. Я надеюсь, что отец оставит мне достаточное состояние, чтобы расплатиться с вами».

«О. я человек практичный. Я нарочно поставил круглую сумку. Я люблю их в счетах. С ними хлопот меньше. Но я никогда не требую больше того, что человек может заплатить. Ваш отец легко уплатит эту сумму, — прибавил он с гримасой, означавшей улыбку. — Я не так ценю это обязательство, как боюсь мщения дона Хаима. Можете передать ему это, если когда-нибудь увидите его, — проговорил он, делаясь серьёзным. — Теперь я должен просить вас оказать невиданную честь комнате палача и пожаловать туда. Дона Педро нашли раньше, чем я успел вас спровадить отсюда. Вы должны немедленно выехать из города, прежде чем будет отдан приказ часовым у ворот. Дон Альвар явится сюда сию минуту. Он ненавидит дона Хаима. К счастью, он человек глупый и не сразу сообразит, что нужно делать. Таким образом, времени у вас будет довольно. Вы имеете красивую внешность, и эти платья вам к лицу, хотя они и принадлежат жене и дочери палача. Впрочем, от них ведь не пахнет палачом. Идите же скорее. Я выпущу вас и покажу вам кратчайший путь к воротам».

«Позвольте, мастер Якоб, — возразила я. — Нам нужно сначала побывать кое у кого из наших друзей и добыть у них денег. У нас их сейчас нет, а все драгоценности мы отдали вам».

С минуту он пристально смотрел на нас, потом сказал:

«Я не могу отпустить без денег двух дам, сознавшихся, что у них их нет. Я выдам вам некоторую сумму в расчёте на обязательство графини, хотя, по всей вероятности, по нему нельзя будет получить ни гроша».

И он вынул несколько золотых монет.

«Это деньги, покрытые кровью. Впрочем, я думаю, вы не обратите на это внимания. Идите и спросите там шкипера мастера Рейбена. Его дом — шестой от ворот. Иногда он берёт с собой пассажиров, которые хотят путешествовать спокойно и без всяких волнений. Скажите ему что вы от меня. Он поймёт. А теперь идите скорее».

Через несколько минут мы были уже на улице. Морозное дыхание зимней ночи коснулось наших щёк. Мы шли быстро и молча, пока не дошли до указанного нам дома. Мы постучались, но дом продолжал оставаться тёмным и безмолвным. Мы опять начали стучать, подходили к окнам, но по-прежнему никого не было видно. Это нас взволновало: и время шло, да и холодно становилось на улице. Мы было уже хотели одни отправиться к главным воротам, полагаясь на свои силы и удачу, как вдруг ворота соседнего дома немного приотворились, и какой-то голос спросил:

«Кого вам нужно?»

Мы сказали.

«Мастера Рейбена сейчас нет. Но его жена дома. Зачем он вам нужен?» — опять спросил голос.

«Нам сказали, что иногда он берёт с собой одного или двух пассажиров».

После этого ворота открылись настежь, и из них вышла какая-то женщина. Она подошла к нам поближе и сказала:

«Он не может взять вас с собой. Он уже уехал. Вам нужно скоро ехать?»

С минуту я колебалась. Но большинство людей в этом квартале — еретики, и я решилась довериться ей.

«Да», — отвечала я.

Она снова взглянула на меня и пригласила нас войти в дом.

«Здесь нельзя об этом говорить», — прибавила она.

Когда мы вошли в комнату, она быстро и прямо спросила:

«Вас разыскивает инквизиция?»

«Да», — отвечала я.

«В таком случае, нужно ехать сейчас же, — серьёзно проговорила она. — Здесь оставаться нельзя. Я вас не выдам, но могли видеть, как вы вошли ко мне в дом, и всегда найдётся человек, который об этом донесёт. Вы должны попытаться как-нибудь пройти через ворота. Я не могу вам помочь — у меня муж и дети. Но теперь ещё не поздно, и за воротами есть гостиница. Может быть, завтра утром вам удастся найти там лодку».

Разговаривая с нами, она всё время пристально смотрела на нас. Когда Изабелла повернулась, чтобы идти, она вдруг задержала её и сказала:

«Вы не то, чем кажетесь сначала. Вы можете довериться мне, не боясь. Вы графиня?»

Ответа не было.

«Не бойтесь, — продолжала она. — Дон Хаим когда-то оказал мне и моему ребёнку великую услугу. Посмотрите, какой он теперь».

С этими словами она подошла к колыбели и показала нам мирно спавшего ребёнка.

«Мой муж после того вечера, как его остановил дон Хаим, не смел уже бить меня. Вы тогда тоже были при этом, хотя ещё не были его женой! Помните? Дон Хаим заходил к нам и на следующий день. Не знаю, что он сказал моему мужу. После этого всякий раз, как он собирался бить меня, стоило мне только упомянуть имя губернатора, как он опускал руки и дрожал, хотя был и не робкого десятка. И вот теперь мой ребёнок красив и здоров, тогда как мой первенец — несчастное, угрюмое создание. Поэтому я всё готова сделать для Жены дона Хаима. Подождите здесь минутку».

Мы едва успели оправиться от изумления, как она вышла из соседней комнаты, волоча за собой три корзины с бельём.

«Каждая из вас пусть возьмёт по корзине, — сказала она. — Я постараюсь провести вас через ворота и дойти с вами до ван Димена. Так зовут хозяина гостиницы, о которой я вам говорила».

Взглянув последний раз на мирно спавшее дитя, она подошла к нам и промолвила:

«Подумать только: графиня приходит в мой дом, и я могу оказать ей помощь! Жена человека, в руках которого была жизнь любого обывателя города! Воистину неисповедимы пути Господни! Но