— Кто открыл окно? — поинтересовался Лош.

Окна никто не открывал; тюлевая занавеска, прогнувшаяся внутрь, обвивала вспучившееся стекло. Лош стал поправлять ее, и тут стекло разлетелось осколками ему в лицо. Он с воплем отпрянул, споткнулся о ведро и растянулся на полу.

Взгляду Мансера представилось, что лохмотья ночи втягиваются в разбитое окно. Они приникали к лицу и шее Лоша и вгрызались в мякоть, как гусеницы в край листа.

Вопль его был негромким, и к тому же его заглушала за-чншлая горло кровь. Он уже задыхался, но сумел еще один раз громко, от всей души взвизгнуть, когда прорвалась главная артерия и окатила всю комнату красным цветом, как оставленный без присмотра шланг для поливки.

«Как они умудряются засунуть в него головы так глубоко?» — думал Мансер, загипнотизированный жестоким зрелищем. Он чувствовал, как что-то каплет ему на лоб. Он тронул лицо пальцами и поднес их к глазам, все в крови. Поднимая взгляд к потолку, он еще успел заметить разинутый рот с пузырями лимфы на губах и голову, дрожавшую в откровенном предвкушении. А потом женщина упала на него, впилась челюстями в мякоть на горле и вырвала кусок. Он видел, как его плоть проходит по ее гортани, создавая почти изящную волну на коже. А потом зрение затянуло красным, и больше он уже ничего не видел.

Она целый день провела дома. Она не могла понять, как сюда попала. Она помнила рождение из тепла своих спутниц и помнила, как, встав, увидела, что от обоих мужчин осталась только розовая труха, наполняющая их костюмы. У одного из мужчин была кровь на руке, а между пальцами догорал окурок. Только эта рука была на другом конце комнаты.

Она увидела крохотный кровавый курганчик полотенец на бильярдном столе. Увидела ведро: кухонное полотенце сдвинулось, открыв достаточно, чтобы объяснить ей, в чем дело. Хватило и двух пальцев ноги. Ей не нужно было дорисовывать всю картину.

Потом она как-то оказалась снаружи. А потом на Эд-вард-роуд симпатичная темноволосая молодая женщина с матерчатой сумкой на плече подала ей пару фунтов, так что она смогла добраться на метро до Эвстона. Потом был мужчина, пахнувший молоком и обувной мазью, с которым она трахнулась у дверей магазина, оплатив проезд до Престона. Потом был Престон, замерзающий вокруг нее на утреннем морозце, как будто сплотился из самой зимы. Она почти готова была увидеть Эндрю, который, высунувшись из гостиной, скажет: «Привет, чай готов, садись к огоньку, я тебе принесу».

Но гостиная была холодной и пустой. Она смогла уснуть на время, когда больше всего нуждалась в сне, как раз когда в мыслях всплыло свечение над изувеченным телом ее малышки. Она плакала, потому что не могла вспомнить ее лица.

Когда она воскресла к жизни, снова было темно. Казалось, дневной свет сбежал от нее. Она слышала движение в задней части дома. Снаружи в крошечном неухоженном садике картонная коробка, не больше коробки для обуви, резко темнела на покрытой инеем земле. Женщины примостились на изгороди, разглядывая ее совиными глазами. Они не говорили. Может быть, не умели.

Одна из них спикировала вниз и опустилась рядом с коробкой. Она подтолкнула ее рукой, как олениха подталкивает носом новорожденного олененка. Сару снова охватила волна беспричинной любви и безопасности, соединившая их всех. Потом они скрылись, кружа и мелькая в небе обрывками, струйками дыма.

Сара унесла коробку к себе в гостиную и стала ждать. Проходили часы, ей становилось все спокойнее. Она любила дочь и надеялась, что Лаура об этом знает. Когда рассвет принялся сметать с неба копоть, Сара наклонилась и тронула крышку. Ей так хотелось открыть ее и сказать несколько слов, но она не могла себя заставить.

В конце концов ей и не пришлось. То, что осталось в коробке, сумело сделать все за нее.

Пэт Кадиган дважды награждена премией имени Артура Кларка; ее перу принадлежат двенадцать книг. Произведения Кадиган публиковались во многих периодических изданиях и сборниках («The Mammoth Book of Best New Horror», «The Year's Best Fantasy and Horror», «Dark Terror 3», «The Ex Files», «Disco 2000», «А Whisper of Blood», «Patterns»). Писательница родилась в городе Скенектади, штат Нью-Йорк, некоторое время провела в Канзасе, а сейчас живет и работает в Лондоне.

«Наркозависимость — это страшно, — говорит она. — Существует множество разных наркотиков, но зависимость — это всегда зависимость. Ее труднее уничтожить, чем вампира, и она алчет большего; она не боится ни солнечного света, ни чеснока, ни религиозных символов.

Я возвращалась к рассказу „Сторож брату моему“ несколько лет; то начинала, то снова бросала. Но все же закончила. Рассказ основан на воспоминаниях о довольно неприятных событиях моей бурно и бездарно проведенной юности; в те времена о СПИДе еще не слышали. Героиновый шик, будь он проклят».

Все это произошло очень давно. Не важно, когда именно; тогда еще не все подряд нюхали кокаин, а мама с папой не прятали травку в баре, чтобы дитятко не курило за их счет. Этот эпизод показался мне тогда важным — тогда многие вещи казались мне важными. Вскоре, однако, важное и не важное смешалось в кучу и жизнь перевернулась вверх тормашками. Только не надо чувствовать себя виноватым, плохим, тупым или озадаченным. Скоро произойдет кое-что еще, вы сами знаете, что оно придет. Оно уже близко.

В те дни я находилась на пути к триумфальному освобождению из гетто (не все белые цыпочки живут в пригородах). Я все еще заряжалась энергией и ликовала при виде лиц, улыбавшихся мне снизу со словами: «Удачи тебе, Чайна, однажды ты все-таки выбьешься в люди!» Я поднималась вверх на воздушном шаре под названием «стипендия на высшее образование». Гордость родителей несколько угасла после моего второго визита домой. Высшее образование — это одно, а возвышенные мысли — совсем другое. Иллюзии насчет лучшей жизни увлекали меня вверх, и родители воткнули в меня несколько шпилек, чтобы воздушный шар лопнул и они смогли разглядеть меня получше. Я на некоторое время перестала ездить домой. А также писать. Но письма от матери приходили по-прежнему часто: «Твоя сестра Роза снова беременна; только бы она не потеряла этого ребенка! Это ее убьет. Твоя сестра Аурелия прогуливает школу, бегает по городу, хоть бы ты приехала и поговорила с ней; а твой брат Джо… твой брат Джо… твой брат Джо…»

Мой брат Джо. Как будто так необходимо было называть его имя. У меня был всего один брат. Джо. Мой брат Джо, паршивая овца. Второй ребенок в семье, на два года меня старше, он первым сел на иглу. Иногда мы были друзьями, Джо и я, зажатые между Розой и Аурелией. Он был ошибкой, единственным парнем среди дочерей. Наследник. Этакий подарочек от природы для нашего отца.

Мой брат Джо, пропащий человек. У него не было никаких врожденных талантов, никаких благоприобретенных навыков, кроме умения находить вену. Внешностью он тоже не блистал; а наркоманы, как известно, редко бывают интересными личностями, сексуальными гигантами или хотя бы добрыми, великодушными людьми. Семья от него отвернулась: Роза не подпускала его к детям, Аурелия его избегала. Иногда я сама себе удивлялась, не в силах понять, за что я люблю его, и люблю ли вообще. Наркоманам нужна любовь, но доза им нужна больше. Иногда между дозами у него находилось время помахать мне рукой из прежней жизни.