По показаниям Виноградского, из среды Совета выделилась надпартийная группа Московский Центр, позднее Правый Центр (далее – ПЦ), объединившая в своем составе представителей пяти «несоциалистических объединений» (кадеты, Бюро Совета, Торгово-промышленная группа, Союз земельных собственников и «крайние правые») и насчитывавшая в своем составе первоначально девять человек («девятка»). По свидетельству Н.Н. Богданова, инициатива в формировании ПЦ принадлежала именно кадетам (П.И. Новгородцеву, Н.Н. Щепкину и А. А. Червен-Бодали), поддерживавшим контакты с генералом Алексеевым. В декабре 1917 г. из Москвы в Новочеркасск были отправлены «информации о способах вербовки офицеров и солдат, порядке снабжения их средствами и фальшивыми документами для переезда в Новочеркасск, и о порядке сношения с провинцией».

В течение лета – осени 1918 г. деятели Совета поддерживали контакты преимущественно с Правым Центром. Возглавлял Бюро Правого Центра Новгородцев, а неформальными руководителями признавались Гурко и Кривошеин. «Военная группа» при ПЦ была представлена адмиралом Немитцем и генералом Циховичем. «Региональное представительство» осуществлялось главным образом через посредство сохранившихся ячеек Союза земельных собственников, в состав Главного Совета которого входили и Кривошеин, и Гурко. По статистическим данным, в июле 1917 г. зарегистрированные организации Союза собственников существовали в 14 губерниях, из которых Воронежская, Московская, Минская, Рязанская, Саратовская, Тульская, Казанская, Пензенская входили в состав Советской России.

После выхода из состава ПЦ (в мае 1918 г.) Торгово-промышленной группы и представителей кадетской партии (ЦК запрещал членам кадетской партии вступать в состав Центра), отъезда в Киев Гурко, Кривошеина и братьев Трубецких разведсводки из Москвы сообщали о создании нового Правого Центра, также возглавлявшегося Новгородцевым, в составе Астрова, Степанова, Федорова, Червен-Водали, всей группы «Единство», генерала Болдырева и адмирала Немитца. Членами нового ПЦ «считались» также генералы Лукомский и Драгомиров (7).

Однако, по мнению Гурко, Правый Центр возник независимо от инициатив Совета, который демонстрировал «бесплодность своих собраний». ПЦ обеспечил важные для белого подполья контакты с военными организациями и регионами. Для Гурко принципиальное значение имел представительный характер создаваемой организации. Многие члены Совета (Кривошеин, Струве, Новгородцев) должны были войти в состав новой структуры. Представительство определялось так: по три члена от партии кадетов, от торгово-промышленников и от Совета (8).

В отношении формы правления многие считали вполне приемлемой «конституционную монархию», закономерно вырастающую из принципов диктатуры. Одним из активных адептов этой идеи был профессор Котляревский. Другим защитником принципов парламентарной монархии был Новгородцев. На кадетских собраниях в начале 1918 г. он высказывал мнения о возможности создания новой, т. н. «национально-либеральной партии», программа которой будет сочетать «необходимость усиленного развития частной инициативы и покровительства ей». «Образцом», по его мнению, должна была стать «английская либеральная партия», которая вполне «естественно мирилась с монархией».

Леонтьев и Щепкин были сторонниками «диктатуры, долженствующей успокоить разбушевавшуюся народную стихию применением сильной и суровой власти». В отличие от Левого Центра (будущего Союза Возрождения России), правые считали необходимым введение «диктатуры с естественным переходом ее в монархию» («Диктатор будет, утверждали одни. Откуда возьмется он, спрашивали другие. – Из-под земли, да явится, отвечали им»). С точки зрения тактики действий ПЦ считал целесообразным сочетание «активизма» военных организаций подполья с поддержкой Германии, заинтересованной якобы, как и «русские правые», в восстановлении в России монархии. Согласно сообщению агента киевской «Азбуки» «веди» (самого В. В. Шульгина), московские политики (в отличие от киевских) полагали, что «провозглашение монархической идеи при настоящих настроениях было бы преждевременным». «Совершающееся движение на Волге… настроение масс в больших центрах не были бы увлечены и подняты теперь провозглашением монархии. Поэтому… кажется более правильным объявление на переходный период диктатуры или, как договорились два Центра, Директории из трех лиц с Командующим военными силами во главе, другими словами – военная диктатура». «Кажется несколько преувеличенным ожидание, что овладеет Россией тот, кто первый провозгласит монархию». Считалось также, что монархия, восстановленная при «немецкой поддержке», «не будет принята населением как истинная национальная власть» (9).

По оценке члена кадетского ЦК Кроля, московские политики предлагали две главные перспективы политического устройства. Эсеры предлагали «собрать Учредительное Собрание и открыть борьбу с коммунистами во имя Учредительного Собрания». Правые («националисты и октябристы» в оценке Кроля) предлагали «восстановить монархию». «Одни составляли большинство печального «Хозяина Земли Русской», другие базировались на накопившейся реальной силе в Области Войска Донского и на весьма крупной военной организации в Москве. Эта организация, по словам правых, была вполне достаточна, чтобы захватить в Москве власть». Кадетские политики считали необходимым вернуться к принципу «конституционной монархии», отличавшей их партийную программу до марта 1917 г. «ЦК задался целью объединить всю антибольшевистскую общественность на основе общенациональной задачи – установления национальной власти и возобновления войны с Германией». Но достижение политического единства было весьма сложным (10).

Внутриполитические споры были тесно связаны с внешнеполитическими. Для монархистов из ПЦ «монархическая Германия» представлялась более надежным союзником, чем республиканские Франция, США или «парламентарная» Англия. Летом в Москве со ссылками на иностранных дипломатов усиленно циркулировали слухи о том, что Великий Князь Михаил Александрович «жив и находится вместе с чехословаками в Омске» (тогда же в Архангельске о прибытии туда Великого Князя заявлял капитан Чаплин). Гурко считал, что «опасность, которой подвергалась Царская Семья, была для всех очевидна, и отвратить ее возможно было только мощной иностранной интервенцией. Страны согласия, даже если бы они к этому стремились, защитить Государя лишены были возможности. Наоборот, Германия, зависимость от которой советской власти была очевидна, думалось, в состоянии была оказать эту защиту». К тому же восстановление монархии «основывалось на убеждении, что… в таком случае страна эта (Россия) в той или иной мере вновь станет в ряды противников Германии» (11).

Помимо Совета, легальной политической работой в послеоктябрьские дни пыталась заниматься Московская городская дума. Несмотря на распоряжение Московского ВРК о закрытии Думы 6 ноября 1917 г., ее заседание под председательством О. С. Минора и В. В. Руднева состоялось в здании Народного Университета Шанявского и завершилось резолюцией протеста против «разгона» Думы, демократически избранной всеобщим голосованием, и осуждением «кровавой авантюры большевиков». Последнее думское собрание прошло 15 ноября. После этого продолжать легальную работу становилось опасно, и Дума больше не собиралась. Многие ее члены, присутствовавшие на заседаниях (Н.И. Астров, Н.Н. Богданов, П.А. Бурышкин, П.И. Новгородцев, Н.В. Тесленко, В.Н. Челищев, М. В. Челноков, Н. Н. Щепкин, П. П. Юренев), работали затем в московском подполье и в белых правительствах и общественных организациях. Однако, по оценке Челищева, думские деятели, ограничившись осуждением большевиков, упустили возможность сосредоточить вокруг себя большое число «противобольшевистских кадров», находившихся в это время в Москве (участников боев «кровавой недели»), что привело к слабости подполья (12).