15 июля. В прошлом месяце с очередным кораблём на остров прибыло несколько ящиков с вином, высланных принцессой Боргезе через госпожу Холланд. Часть ящиков была отправлена в Лонгвуд, а остальные по приказу сэра Хадсона Лоу были отданы правительственным магазинам. В связи с получением ящиков с вином, так же как и по поводу многих других случаев, Наполеон выразил чувства большой любви к принцессе Полине, заявив, что он убеждён: для неё любая жертва с её стороны не будет большой, если она окажется для него полезной. Он добавил, что не сомневается в том, что она будет пытаться получить разрешение приехать на остров Святой Елены[76]. Он также очень высоко и тепло отзывался о принцессе Гортензии, о которой он говорил, что она обладает выдающимися способностями. Такого же мнения он придерживался и в отношении принцессы Элизы. Наполеон в очень дружелюбной манере высказывался о том внимании и доброте, которые проявляла по отношению к нему в пору его бед госпожа Холланд, когда его покинули многие, от которых, в знак благодарности за оказанное им с его стороны доброжелательное отношение, он имел все основания ожидать хотя бы минимума внимания. Он сказал, что семья великого Фокса отличается большим великодушием и благородством.

20 июля. Отправился в город, чтобы попытаться достать экземпляр газеты с отзывами о речи лорда Батхерста, некоторые из этих газет, как мне сообщили, появились на острове. Г-н Банн, капитан корабля «Мэнглис», к которому я обратился с этой просьбой, не скрывал своего удивления по поводу того, что подобная просьба исходит от человека, принадлежавшего к числу жителей Лонгвуда, ибо сразу же по прибытии его корабля на остров сэр Хадсон Лоу и сэр Томас Рид забрали у него пять экземпляров газеты, пояснив причину того, что они берут такое большое количество экземпляров, тем, что они хотели отослать два или три экземпляра в Лонгвуд. Он добавил, что вышеупомянутые лица были особенно настойчивы в своей просьбе предоставить им список книг, которые он привёз, и забрали с собой все современные публикации политического характера. Они потребовали все экземпляры газеты «Эдинбургское Ревью» в том случае, если они у него есть.

25 июля. После того как я нанёс профессиональный визит врача к Наполеону, болезнь которого совершенно не изменилась к лучшему, и в то время, когда я входил в свою комнату примерно в четыре с половиной часа дня, капитан Блэкни вручил мне следующее письмо[77]:

«Колониальный дом», 25 июля 1818.

Сэр, я уполномочен генерал-лейтенантом сэром Хадсоном Лоу информировать вас о том, что, в соответствии с инструкцией, полученной от графа Батхерста, датированной 18 маем 1818 года, ему приказано освободить вас от обслуживания генерала Бонапарта и запретить вам все дальнейшие контакты с обитателями Лонгвуда.

Контр-адмирал Плэмпин получил инструкции от лордов, представителей Военно-морского министерства, относительно вашего места назначения после того, как вы покинете остров.

В результате этого вам надлежит после получения этого письма немедленно покинуть Лонгвуд, прекратив все контакты с лицами, проживающими в Лонгвуде.

Имею честь и т. д.

Эдуард Виньярд,

подполковник, военный секретарь».

Гуманность, обязанности моей профессии и нынешнее состояние здоровья Наполеона, — всё это вместе запрещало мне подчиниться этому бесчувственному приказу, особенно ещё и потому, что моё положение имело гражданский характер, подобно положению тех морских офицеров, которые привлекались к работе по акцизному сбору или в таможне. В ту же минуту я принял собственное решение. Я был полон решимости не подчиняться данному мне приказу. Состояние здоровья Наполеона требовало, чтобы я составил для него специальный режим и подготовил для него лекарства, которые он должен был принять в отсутствие врача. Судя по всему, это отсутствие врача займёт продолжительное время, так как я был абсолютно уверен в том, что Наполеон не примет ни одного врача из тех, кто будет рекомендован сэром Хадсоном Лоу. В соответствии с принятым мною решением я немедленно направился в апартаменты Наполеона. Получив разрешение войти к нему, я сообщил ему о приказе, который мне только что вручили. «Злодеяние совершается слишком скоро, — заявил Наполеон, — для них я прожил слишком долго. Ваш министр действует слишком дерзко, — добавил он, — когда папа римский находился во Франции, то я бы скорее приказал отрубить мне правую руку, чем подписать приказ об отзыве его врача».

После краткого разговора и после того, как я передал ему те медицинские рекомендации, которые я мог сообщить ему в создавшихся условиях спешки, Наполеон сказал мне: «Когда вы прибудете в Европу, то поезжайте сами или пошлите кого-нибудь к моему брату Жозефу. Сообщите ему, что я хочу, чтобы он передал вам пакет с личными и конфиденциальными письмами[78] императоров Александра и Франца, короля Пруссии и других монархов Европы, которые были написаны мне. Эти письма в Рошфоре я передал Жозефу для хранения. Вы опубликуете эти письма, чтобы покрыть позором всех этих монархов, и продемонстрируете всему миру то жалкое преклонение передо мной этих вассалов, когда они выпрашивали у меня милости и умоляли не лишать их своих тронов. Когда я был сильным и на вершине власти, они домогались моей защиты и чести стать моим союзником, слизывая пыль с подошв моих сапог. Теперь же, когда я достиг пожилого возраста, они подло угнетают меня, отобрав у меня мою жену и моего ребёнка.

Я прошу вас опубликовать все эти письма. И если вы увидите опубликованную обо мне клевету за то время, когда вы находились со мной, то заявите: «Я собственными глазами видел, что всё это не соответствует действительности».

Вскоре после этих слов он продиктовал графу Бертрану письмо, выдержка из которого приведена в другой части этой книги. Подписав письмо, Наполеон собственноручно добавил к нему постскриптум, заверив меня в том, что эти несколько слов скажут обо мне императрице больше, чем если бы он написал несколько страниц ин-кварто. Затем он подарил мне великолепную табакерку и статуэтку, изображающую его. Наполеон попросил меня, когда я приеду в Европу, навести справки о его семье и сообщить её членам, что он не хочет, чтобы кто-то из них приехал на остров Святой Елены и стал свидетелем тех страданий и унижений, которым он здесь подвергается.