Улица Семинарии, 59

57 132; Ливорно; Италия.

Пьер Бухольц;

Бюро медицинских освидетельствований;

Авеню Монсеньор-Теас, 1

65108; Лурд; Франция.

Я тут же заметил имя Морица Белтрейна. Что он делал в этом списке? Неудивительно, что Римская курия привлекла его как известного специалиста-реаниматора к изучению случая Агостины, но я вспомнил, что называл ему имя «воскресшей» из Катании: он сделал вид, будто не знает ее. Почему он мне соврал?

Я взял только что напечатанные листочки, относящиеся к Раймо Рихиимяки. В тексте я выделил фломастером собственные имена, но все они были эстонскими и ничего мне не говорили.

Наконец я дошел до резюме на английском языке, подписанного иностранным экспертом, призванным удостоверить выздоровление Раймо.

Я едва сдержал крик.

Подпись принадлежала Морицу Белтрейну!

У меня потемнело в глазах. Мог ли этот швейцарец быть Пришельцем из Тьмы? Этот незаметный профессор, который откровенно смеялся, когда я рассказывал ему об исцеленных дьяволом?

Я выхватил из принтера список Эрика Тюилье – врачи, специалисты, медицинские работники, которые приближались к Люку Субейра после того, как он вышел из комы. Всего около тридцати имен.

Я просмотрел список с линейкой. В начале второй страницы стояло имя, заставившее меня застонать: Мориц Белтрейн.

Он находился в отделении реанимации Отель-Дье 5, 7 и 8 ноября!

В первые же дни после пробуждения Люка Субейра.

Мысли стучали у меня в мозгу, вторя биению сердца.

Удар, пауза, удар, пауза.

Мориц Белтрейн – мой Пришелец из Тьмы.

Загадочный простачок. Двойник Элтона Джона. Действительно ли он создавал «лишенных света»?

Я взял трубку и набрал номер Тюилье. Сразу же набросился на него:

– Я хочу с вами поговорить о швейцарском враче. Морице Белтрейне.

– Да. Ну и что?

– Вы его знаете?

– Конечно. Знаменитость.

– Он побывал в Отель-Дье, когда Люк очнулся.

– Случайно. Был в Париже проездом. Он расспрашивал Люка. Ему это нужно для книги о клинической смерти, которую он сейчас пишет. Или для статьи, я уж не помню.

– Что вы о нем думаете?

– Гений. Он один совершил революцию в технике реанимации. В этой области не происходит ни одного события, которого он не удостоил бы своим вниманием.

Мне становилось то жарко, то холодно. Белтрейн идеально подходил на роль Пришельца. К нему стекалась информация со всего мира о самых сенсационных случаях реанимации. Он постоянно имел дело с этим пограничным состоянием духа. С комой. С клинической смертью. Этот человек за внешностью врача-материалиста, должно быть, скрывал интерес к черным безднам подсознания…

– Знаете ли вы, что он несколько раз навещал Люка?

– К чему эти вопросы?

– Попытайтесь вспомнить.

– Да, он приходил несколько раз. Он в дружеских отношениях с заведующим нашим отделением. Я повторяю: он пишет книгу.

– В первый раз вы мне говорили о следах уколов на руках Люка.

– Ну и что?

– Не появлялись ли в последние дни более свежие следы?

Наконец Тюилье понял, что я имею в виду:

– Вы думаете, что Белтрейн – ваше чудовище?

– Были совсем свежие следы?

– Трудно сказать. Реанимированный – настоящее решето. Капельницы, вливания и так далее.

– Спасибо, доктор.

– Погодите, я знаю Белтрейна очень давно и…

– Я вам позвоню.

Я повесил трубку, только утвердившись в своих подозрениях. Тем или иным способом Белтрейн был связан с «лишенными света». Я посмотрел на часы: 14 часов 40 минут. И все еще никаких известий от Манон.

Мозг у меня кипел, и тут же возник план. Сесть на первый скоростной поезд на Лозанну, чтобы допросить Белтрейна после его возвращения с семинара. Даже еще лучше: обыскать квартиру до его приезда.

Может быть, я зря потрачу восемь часов дневного времени.

Может быть, напротив, это прорыв в моем расследовании.

Я позвонил Фуко, чтобы он встретил Манон, как только ее выпустят из-под стражи, и оставался при ней. Я знал, что он сумеет расположить ее к себе. Он еще не успел отключиться, а я уже набирал номер справочной Лионского вокзала.

Обтекаемый корпус комфортабельного скоростного поезда прошивал леса, долины, холмы. Приложив лоб к стеклу, я представлял себе чудовищную ножовку, рассекающую пейзаж, вскрывающую его, как полное чрево. Свист ветра, глухой перестук колес усиливали впечатление, будто летишь куда-то в сейфе или бункере.

Меня окружали мужчины в галстуках с ноутбуками на коленях или мобильниками в руках. Телефонные разговоры. Всегда одинаково серьезный тон, рассудительный, важный, одни и те же разговоры о бизнесе, один и тот же ярый материализм. Все это я улавливаю сквозь свой собственный кошмар.

Кто бы мог подумать, что я еду к свирепому убийце?

Мориц Белтрейн в роли Пришельца из Тьмы.

В сотый раз я взвешиваю «за» и «против».

За: его присутствие рядом с четырьмя пострадавшими. Его ложь насчет Агостины и Раймо. Его профессиональные знания. И его проживание в Юра, районе, который мне всегда представлялся логовом убийцы…

Против: специалист-реаниматолог мирового класса, Белтрейн мог оказаться рядом с пациентами по долгу службы. И потом, как мог коротышка в больших очках изображать из себя почти бесплотного ангела, старика со светящейся шевелюрой, подростка с изуродованным лицом?

И снова меня одолели сомнения. В конце концов, даже мой исходный постулат, мой Пришелец из Тьмы, – чистая гипотеза. Все это может оказаться просто миражом… Моим собственным бредом…

Я запустил руку в рюкзак и вытащил листки с официальной информацией о Белтрейне, которую перед отъездом наскреб на сайте Лечебно-медицинского центра Водуа и в швейцарской прессе.

Родился в 1952 году в кантоне Люцерна. Учеба в Цюрихе на медицинском факультете, там он занимался сердечно-сосудистой хирургией до 1969 года. Потом, с 1970 по 1972 год, Гарвард. Затем Франция, где он входит в команду хирургов больницы в Бордо (1973–1978). Наконец, возвращение в Швейцарию, в Лечебно-медицинский центр в Лозанне, где он в 1981 году возглавляет отделение сердечно-сосудистой хирургии. Далее – множество премий, конференции и семинары по всему миру. Ничего подозрительного. Ни намека на склонность к эзотерике. Никаких проблем в учреждениях, где он работает. Ни малейшего пятнышка.