С конца августа 1921 г. въезд в РСФСР был разрешен лишь лицам, о приезде которых было достигнуто соответствующее соглашение, а с 20 октября 1921 г. въезд в страну был возможен только по особым разрешениям, выдаваемым полномочными представителями Советской республики за границей. Руководство ГПУ обратило внимание, прежде всего на возвращавшихся на родину бывших солдат Русского экспедиционного корпуса во Франции и белогвардейцев. Это было и выполнением ряда решений Политбюро ЦК РКП(б): об эмигрантах, прибывших из Америки и Англии (28 марта 1921 г.), о возвращении в РСФСР врангелевцев (5 апреля 1921 г.), о врангелевцах (10 октября 1921 г.), о белогвардейцах на Дальнем Востоке (8 мая 1924 г.), об эмигрантских центрах (30 июля 1925 г.), об эмигрантах (29 октября и 12 ноября 1925 г.)[1204]

24 января 1922 г. постановлением Президиума ВЦИК РСФСР были отмены всякие ограничения проезда по железнодорожным и водным путям сообщения страны (в связи с уничтожением прифронтовых заградительных зон и по случаю эпидемий) до пограничных пунктов, а 6 сентября 1922 г. Президиум ВЦИК РСФСР разрешил беспрепятственный проезд всем гражданам на территории СССР[1205].

Ввиду прекращения массовых перемещений граждан Советской России и других государств, 30 апреля 1923 г. было решено ликвидировать Центроэвак. Задача принятия врангелевцев, бывших солдат Русского экспедиционного корпуса во Франции, белогвардейцев, находившихся в Китае, карельских беженцев, остатков кронштадских мятежников была поручено пограничным карантинным пунктам, которые перешли в ведение ГПУ.

Для пресечения свободного проезда по железнодорожным и водным путям сообщения по территории РСФСР шпионов, дезертиров и лиц, разыскиваемых органами власти, был установлен контроль за передвижением пассажиров. Он осуществлялся сотрудниками ТЧК (ТО ГПУ).

Органами безопасности были приняты меры к упорядочению служебных командировок. 16 марта 1921 г. Дзержинский писал Э.М. Склянскому: «Белогвардейцы пользуются поддельными и настоящими командировочными свидетельствами для проезда и жительства в Москве, Питере и др. городах. Для борьбы с этим необходимо строго следить за явкой их куда следует и за визировкой их свидетельств.

Прошу распорядиться прислать все имеющиеся на сей предмет декреты и постановления, а также справку, как обстоит на самом деле, а также у кого именно и где должны визироваться приезжающие и уезжающие, командируемые Военным ведомством, как комсостав, так и красноармейцы. Это дело необходимо срочно урегулировать. Просил бы прислать мне и Ваши соображения[1206].

После письма Я. Ганецкого об обмене денег дипкурьерами и ограничении командировок в Рижское представительство 24 января 1921 г. Дзержинский поручил Ягоде: получить списки всех, которые «за последние два месяца ездили по делам — паспортами (в особ, «сопровожд.» курьеров) и мотивы их командировок», в будущем регулярно представлять в ИНО ВЧК списки всех лиц, уезжавших за границу с дипломатическим паспортом, за 24 часа, потому что «несмотря на все обещания и настойчивые требования с нашей стороны — это не выполняется. — «Тогда мы все будем в курсе всех фиктивных командировок. Бывали случаи, когда 00 ВЧК отказывал в визе, а НКИД давал дипл. пасп. сотрудникам НКИД, чтобы не затягивать отъезда (!1 из-за наших виз (секретной. Надо все это проверить и можете сделать только Вы теперь! Расследовать все случаи, этот «отдых» недопустимое безобразие[1207].

По распоряжению Дзержинского были приняты меры к отказу в выдаче мандатов государственных учреждений лицам, высланным за границу, чтобы они не могли поступать на службу в отделения Внешторга, Центросоюза и других советских учреждений за рубежом. В отношении же тех, кто добросовестно сотрудничал с советской властью, Председатель ГПУ рекомендовал «принять меры и содействовать устранению всего того, что мешает специалистам работать с полной продуктивностью и честно». Вместе с тем по линии НКИД было дано указание всем представителям дипломатических и торговых миссий и посольств не давать никаких справок без предъявления соответствующих мандатов.

Закрытие каналов получения информации. Органы ВЧК-ОГПУ были нацелены на сообщения в центр о положении на местах для принятия экстренных мер. 13 марта 1921 г. Дзержинский направил телеграмму всем предгубисполкомов и губЧК: «Ввиду тревожного положения Республики настоящее время, необходимо в порядке беспрерывной и постоянной связи предгубчека с Центром о всех крупных событиях губернии немедленно извещать телеграфно вечека. Вечека просит губисполкомы обязать всех предгубчека на вызов из вечека по прямому проводу подходить немедленно, уже имея готовую информацию о состоянии губернии»[1208].

Особое внимание было обращено на недопущение утечки секретных сведений из госаппарата. По каждому случаю нарушения правил конспирации проводилось разбирательство. Только в 1921 г. таковых было два. В марте 1921 г. были разглашены секретные сведения о валютных операциях сотрудниками НКВТ Гефтером и Эпштейном. 30 марта Дзержинский поручил Могилевскому арестовать этих лиц и проверить, как они были приняты на работу, расследовав, «ηιω им было известно[1209].

12 апреля 1921 г. 1921 г. Дзержинский выступил с докладом в Политбюро ЦК РКП(б) «О разглашении секретных сведений Наркомвнешторга». Политбюро решило «Поставить на вид т. Аванесову недостаточную осторожность в обращении с секретными сведениями Наркомвнешторга и предложить в будущем к такого рода сведениям относиться с сугубой осторожностью ведя запись, кому персонально передаются сведения»[1210].

Органами ВЧК была усилена работа по разоблачению вражеской агентуры среди сотрудников госаппарата. С 18 июля 1921 г. «в целях охраны и сохранения как военной, так и технической и экономической тайны государства», чекисты были обязаны вести наблюдение за состоянием режима секретности на всех предприятиях и в учреждениях, за работой лиц, имевших доступ к государственной тайне, политическим, экономическим и военным секретам. Этому уделяется все больше внимания. По предложению ГПУ были установлены более строгие требования к проверке всех назначаемых на должности, связанные с секретной перепиской. Проверка и постановка на учет всех служащих проводились специальными отделами ГПУ, и допуск к работе осуществлялся только с их согласия. Наркоматы и другие советские ведомства издавали распоряжения, в которых учитывались рекомендации ОГПУ. Например, приказ по ВСНХ № 269 от 6 января 1925 г. гласил: «Всякая кандидатура на секретную переписку предварительно согласовывается с органами ОГПУ, на местах с соответствующими губотделами ОГПУ, а в центре со Специальным отделом при ОГПУ и только с их согласия допускается к исполнению секретной переписки». А с 11 февраля 1925 г. ВСНХ, исходя из предложения Спецотдела ОГПУ установил новый порядок личного состава своих подразделений, занимавшегося «секретной перепиской, согласуя каждое назначение с соответствующим губотделом ОГПУ»[1211].