привезли контуженного Лагутина. Он заплетающиймся языком доложил о расстреле.

– Та-а-а-к! – протянул Шишканов. И это «та-а-а-к» напомнило Лагутину убитого Степана Бережнова. – Сдать оружие, гражданин Петров!

– Не подходить! – выхватил тот револьвер из кобуры.

Но Шишканов спокойно подошел к Петрову, вырвал револьвер, выдернул из ножен саблю.

– В кутузку! А вы, товарищи, если можно вас назвать товарищами, уходите отсюда. Да, вы выполнили приказ командира, но не всякий приказ к месту. Вон из волости! Впереди бандиты? Разбейте их, прорвитесь в Спасск и сами доложите о своих преступлениях. Петрова мы будем судить народным судом.

И был суд таежный. Судили сходом. Суд правый, суд народный. И судьи, и свидетели, и даже защитники были, но не было только обвинителя, им был народ.

Свидетели говорили:

– Петров приходил в Антоновку в форме беляка. Кто поднес ему хлеб и соль, он тех посек плетью. В Кокшаровке он перепорол всех мужиков, потому что они дали им и коням корм, мол, нельзя ничего давать белым. Но как не дашь, ежели у них ружья, а у нас палки?

– Петров убил мать Кузнецова, старуха уже была при смерти, просила покаяться перед смертью, не стал слушать, застрелил в постели, как собаку в конуре.

– Петров на Импанском перевале расстрелял бандитов, которые сдались ему в плен добровольно. Убито было восемь человек.

– Петров в Яковлевке изнасиловал учителку, потому как она была женой бандита. А потом вышло на поверку, что у нее и мужа-то нет. Просто был знакомый офицер, с которым она переписывалась. Люди оговорили.

– Петров, едучи из Кавалерова, был в форме белых, напал на отрядик партизан, принял их за банду, всех перебил, трупы сжег в тайге…

– Петров…

– Петров…

– Петров…

– И я вас спрашиваю, народ, какую меру наказания мы вынесем гражданину Петрову? – поднялся Шишканов. – Этот человек много бед творил в прошлом, еще одну беду сотворил в настоящем, он будет то же творить и в будущем. Но знайте, что он друг Никитина, который тоже срывается и тоже творит беды. Ваш приговор?

– Смерть! – разом выдохнула толпа.

«Ерть-ерть!..» – отозвалось гулким эхом над долиной.

– Что скажет защита?

– Защита скажет то же, что и народ сказал, – ответили старики-защитники.

Петров упал на колени, простер в мольбе руки…

Смерть одного может остановить смерть многих. Так надо…

Не сделай этого Шишканов сейчас (хотя знал, что самого будут судить за такой суд), то сотни людей сегодня же вольются в банду Кузнецова. И снова польется кровь, снова застонет тайга.

У места зверской расправы над стариками на кедре кто-то вырубил крест. Его было видно со всех сторон. Из раненого кедра текла смола, чистая, как людские слезы. Но в ночь крест стесали. Это сделали милиционеры. На другую ночь снова появился крест. Так ночь, еще ночь, пока кедр не упал. Шишканов понимал, что это был немой протест их действиям и приказал поставить крест на могиле убитых. Поставили.

9

Вслед гремели выстрелы, пули рикошетили по дубкам, с противным воем уходили в небо, хлюпали по земле. Журавушка нырнул в распадок, перемахнул ключик, добежал до берега Улахе, прыгнул в воду и поплыл по тихому плёсу. Вскарабкался на берег и устремился в сопки. Бежал и бежал… Силы кончились. Упал в сочные травы, потный, мокрый, растрепанный. Ощупал себя: не ранен. Жив! Жив! Обошла смерть стороной. Погрозил кулаком в сторону Михайловской сопки, встал и заспешил в тайгу, на свое заветное место, туда, где они с Устином оставили десяток винтовок, пулемёт «гочкис» и много тысяч патронов, запаянных в цинковые ящики. Только бы взять в руки винтовку, тогда сам черт не страшен. Затаиться в тайном зимовье и ждать Устина…

До дупла десять верст, еще пять, одна, сто метров. Сердце бьется у горла. А если кто-то нашел дупло? Украл оружие? Тогда смерть. Голодная смерть. Тайник далеко от деревни, а назад Журавушка не пойдёт. Умрёт, но не пойдёт. Он и сейчас уже голоден, ослаб. Ел медвежьи пу́чки, черемшу, но голод не проходил.

Вот и тополь. Осторожно снял корину, которая прикрывала прорубленное в дупле окно. Кажется, никто не трогал корины. Оторвал доску и обмяк от радости. Рука тронула холодную сталь, густо смазанную жиром. Заглянул в дупло. Винтовки мирно ждали хозяина. Тупорыло смотрел в лицо пулемет. Сел на землю, дрожали ноги. Долго сидел, будто и торопиться было некуда.

Все это богатство досталось им после заполошного и, как сказал после боя Устин, глупого боя.

Белые настигали партизан. Они, перегруженные оружием, которое несли в Ольгу, с трудом вскарабкались на Чертову Лестницу. Ружейным и пулеметным огнем встретили белых. Белые спешились и начали наступать, прячась за деревьями и камнями.

Устин и Журавушка сидели на сопке и оказались невольными свидетелями этого боя. Партизаны, будь у них посмелее командир, в той засаде, при том обилии патронов, могли бы отбиваться несколько суток. Ведь их позиции были практически неуязвимы. Но ход столкновения невольно изменили Устин и Журавушка. Устин всегда брал сторону слабых. Для него в том положении, в котором они с Журавушкой оказались, были одинаковыми врагами и белые, и красные. Не сговариваясь, побратимы открыли огонь по белым. А партизаны эти выстрелы приняли как окружение, мол, белые зашли им с тыла. Бросили винтовки, даже пулемет, патронные ящики и сыпанули со скалы, скрылись в сопках. А Устин с Журавушкой не замедлили занять брошенные позиции. Устин припал к пулемету, короткими и точными очередями, заставил белых повернуть назад. Когда же партизаны опомнились и снова хотели занять скалу, то тоже были встречены пулеметным огнем. Думали – свой, оказался – враг.

Устин Бережнов тогда сказал:

– Спешить не будем. Уйдут те и другие, тогда перенесем это добро в тайгу, может очень даже сгодиться.

Сутки просидели на скале, но никто их больше не тревожил. Журавушка сбегал в Горянку, привел двух вьючных коней, и они спокойно увезли трофеи в тайгу. А в последний год убрали их ещё дальше. При этом договорились: что бы ни случилось с одним, второй может приходить сюда, брать оружие, но две винтовки оставить; может, тот, кто будет схвачен, еще как-то сумеет вырваться из плена, придет сюда и вооружится. Одну – возьмет, вторую – оставит.

До зимовья рукой подать. Журавушка взял винтовку, ящик патронов и заспешил в зимовье. Всё здесь было на месте: посуда, дрова, соль, спички, значит, сюда никто не забегал. А если бы забегал, то, наверное, оставил бы так же.

Журавушка очистил винтовку от жира, зарядил и пошел к речке, на залив,