футов длины, чтобы попасть на борт». Однако командовали ими некитайские (фан) капитаны[3606]. На самый дорогой корабельный лес шло дерево лабх[3607], которое росло только в Антине (Антиноя); за доску платили 50 динаров. Обычно две доски связывали вместе и держали их год в воде, пока они, разбухнув, не срастались в одну[3608]. В IV/X в. Венеция тоже поставляла сарацинам корабельный лес, что вынудило греческого императора обратиться по поводу этого с жалобой к дожу. Дож издал соответствующий запрет и разрешил только безобидную торговлю лесом: доски из ясеня и тополя, самое большее 5 футов длины и полфута ширины, а также изделия из дерева[3609]. Это вызвало в Египте такую острую нехватку леса, что при снаряжении нового военного флота на мачты брали стропила с монетного двора и госпиталя на Голубином рынке[3610].

Руль морских судов, как и наш лодочный руль, поворачивался посредством двух бечевок[3611]. Авторы рассматриваемой нами эпохи ничего не говорят о компасе, который впервые описывает Кипчаки в 1282 г. н.э.[3612], а затем ал-Макризи (ум. 845/1442)[3613]. На борту судов имелось несколько якорей, также называвшихся греческим словом анджур[3614]. Для промера глубин служил свинцовый лот (сибак)[3615]. Судовая лодка (кариб) использовалась также и для того, чтобы в случае необходимости буксировать судно на веслах[3616]. Бывалого путешественника Ибн Хаукала поразило под Тиннисом в египетской дельте искусное маневрирование, когда «два судна встретились друг с другом и коснулись бортами, причем одно шло вверх, а другое вниз по течению, используя ветер одного и того же направления, каждое с наполненными ветром парусами и с одинаковой скоростью»[3617]. В состав команды входил также и водолаз[3618]. На китайских судах XI в. н.э. это были чернокожие рабы, которые умели нырять с открытыми глазами[3619]. Один араб VIII/XIV в. сообщает, что суда на Индийском океане обычно имели на своем борту водолазов (гаттас), которые, «когда в судне подымается вода, натираются кунжутным маслом, залепляют ноздри воском и в таком виде на ходу судна плывут вокруг него и конопатят пробоину- воском; за день они могут справиться с 20-30 пробоинами»[3620]. Китайский источник IX в. н.э. сообщает: «На морских судах персов держат много голубей. Они могут пролететь несколько тысяч ли, а выпущенные, они за один перелет возвращаются домой и служат таким образом гонцами добрых вестей»[3621]. На океанских судах ежедневно ставили миску риса, заправленного жиром, для ангелов — корабельных патронов[3622].

В X в. н.э. Европа не имела никакой власти на Средиземном море, это было море арабов. Кто хотел чего-нибудь добиться, должен был заключить союз с сарацинами, как это сделали Неаполь, Гаета и Амальфи. Само же европейское судоходство влачило жалкое существование. В 935 г. н.э. суда Фатимида ал-Махди смогли напасть и разграбить Южную Францию и Геную, а еще в 1004 и 1011 гг. н.э.— Пизу, и, несмотря на это, фатимидский флот в то время, должно быть, значительно уступал сирийскому по своей мощи, потому что в 301/ 913 г. 80 их судов было наголову разбито всего лишь 25 сирийскими судами. Для того чтобы пересечь Средиземное море «от Атлантического океана до порта Антиохии», по арабским подсчетам, требовалось 36 дней плавания[3623]. Этим «портом Антиохии» была Селевкия, являвшаяся в III/IX в. важнейшим торговым портом Сирии[3624]; халиф ал-Му‘тасим соорудил в нем укрепления[3625]. Правда, этот порт страдал, большим недостатком: между ним и Кипром лежала знаменитая отмель (суфала), где погибало большинство судов[3626]. К концу III/IX в., о сирийском Триполи также сообщают, что его порт вмещал 1000 судов; военным портом против Византии был в то время Тир, защищенный мощными оборонительными укреплениями[3627]. Однако продвижение византийцев в IV/X в. внесло изменения в эту обстановку в Сирии. Восточная половина побережья Северной Африки крайне плохо приспособлена для судоходства. Между Александрией и Тунисским заливом единственным рейдом является Триполи. Но и он не удовлетворял даже ничтожной осадке судов того времени, и жители города бесплатно помогали чужеземцам на своих лодках при затруднительной выгрузке[3628]. За ним первым шел Тунис, порт Кайравана, в непосредственной близости от местоположения древнего владыки морей — Карфагена. История о «путешественниках на Запад»[3629] из Лиссабона относится, пожалуй, к IV/X в. «Отправились они разведать океан, что есть в нем и сколь далеко он простирается». Было их восемь двоюродных братьев. Они построили корабль, запаслись водой и провиантом на месяцы и при первом дуновении восточного ветра вышли в открытое море. Проплыли они дней одиннадцать, но очутились в море с тяжелыми волнами, темным воздухом, множеством рифов и скудным светом[3630]. Испугались они тогда, что пропадут, переложили свои паруса на другую сторону и плыли двенадцать дней на юг, пока не прибыли к Овечьему острову. Оттуда еще двенадцать дней дальше к острову, где существовало земледелие. Там их схватили, доставили в столицу, бросили в темницу и через три дня допросили при помощи араба-толмача. С завязанными глазами доставили их при первом же западном ветре на берег моря и разрешили им отплыть. Через какие-нибудь три дня приплыли они к стране, населенной берберами. На обратный путь в Испанию им понадобилось два месяца[3631].

Красного моря опасались из-за его рифов и противных ветров. Плыть по нему можно было лишь днем[3632], а из-за его своеобразного режима ветров в определенное время можно было плыть только с севера на юг, а в другое время — только в обратном направлении. Поэтому водный путь по параллельно протекавшему Нилу сохранял важное значение и для морского судоходства. Перевалочным портом был ‘Айзаб — «глубокий и надежный, в него проходили через ущелье»[3633]. Здесь производилась перегрузка товаров из Абиссинии, Йемена и Занзибара, которые затем шли 20 дней пустыней до Асуана или Куса и оттуда по Нилу до Каира[3634]. К концу V/XI в. ‘Айзаб переживал пору бурного процветания, он стал «одним из первых портов мира»; по неизвестным причинам линии связи Северной Африки с Востоком проходили через него. Больше того, «с 450 по 660/1058—1258 г. даже египетские паломники проезжали через ‘Айзаб, и лишь в 823/1420 г. он уступил свое значение Адену»[3635]. В то время там с каждого паломника взимали налог в количестве восьми динаров[3636]. Путешественник Ибн Джубайр тоже нашел в 579/1183 г., что ‘Айзаб «один из самых оживленных портов мира, ибо там выгружаются суда из Индии и