ненависти, втиснутой в этот ум. И нет помощи, нет спасения, кавалерия на этот раз не придет тебе на помощь. Ты уже труп, Джеффри. Все.

Харрисон смотрел в серо-зеленую дымку переплетающихся ветвей и листьев молодых деревьев и чувствовал, что впадает в величайшее одиночество. Он не мог видеть ребенка. Возможно, дело было в его глазах, возможно, он смотрел в другое место, но он больше не находил клетчатой рубашки, хотя всматривался в тень леса так, что у него заболели глаза.

* * *

На столе уже стоял второй графин, опустошенный ею.

А мальчика все не было. Официанты подали ленч, сделали знак своим патронам и сняли скатерти со столов, сбитых из деревянных планок Виолетта Харрисон, казалось, не замечала этого. С заученной вежливостью они ждали, пока она играя, выпьет мелкими глотками последний стакан вина. На большом цирковом колесе, которое все время крутилось у не в мозгу, надежда сменялась отчаянием, а молодые люди на пляже сновали мимо. Они были прямыми, загорелыми от ветра и солнца и бесконечных ударов песчинок, с уверенными и наглыми глазами и зачесанными вниз волосами. Любой бы подошел для ее цели. Они увидела мальчика далеко на пляже, шагавшего между двумя товарищами. Тотчас же узнала его.

— Пожалуйста, дайте мой счет.

Она порылась в сумочке, ища деньги, сделала знак официанту, что сдачи не надо, и встала, очаровательно улыбаясь. Выйдя из ресторанчика, она двинулась походкой, которую сама бы определила как небрежную. Пошла так, что ее путь должен был пересечься с дорожкой, по которой шел мальчик.

Она не смотрела направо, откуда он должен был появиться, но держала голову высоко и прямо и глядела на синее море с белыми пятнами пены.

Она продолжала идти, ожидая приветствия, пожираемая все растущей, расползающейся по всему телу нервозностью.

— Английская леди, добрый день.

Она обернулась, зарываясь сандалиями в теплый песок. Не то, чтобы она могла продемонстрировать изумление, но, когда его голос раздался почти за ее спиной, он врезался в ее сознание и обжег его.

— А, это вы.

Как еще она могла бы себя повести? Как придумать умный ответ, если единственное, чего вы ждете — это жеребец, необходимый для получасовой оживленной анонимной деятельности?

— Я не ожидал увидеть вас здесь снова.

— Это общественный пляж.

Не отпугивай его. Слишком банально, Виолетта. Ты будешь ненавидеть и проклинать себя.

— Я прихожу сюда довольно часто.

Она заметила, что мальчик сделал едва заметный жест руками, щелкнув указательным и большим пальцами, давая двоим другим понять, чтобы они предоставили его самому себе. Рядом, совсем близко, но не соприкасаясь, не вступая в контакт пальцами рук, не дотрагиваясь друг до друга бедрами, они вместе двинулись к морю.

— Вы хотели бы поплавать, сеньора?

«Он также говорил бы с подругой своей матери», — подумала Виолетта.

— Пока еще нет. Я думала немного полежать на пляже.

— Дайте мне ваше полотенце.

Она покопалась в своей сумке и вытащила его. Он расстелил его на песке и сделал ей знак сесть, потом сел рядом. Там было недостаточно пространства для двоих, если бы им вздумалось разделить его.

Его купальный костюм был коротким и гротескно обтягивал выпуклости его тела. Понимаешь, Джеффри. Их бедра соприкоснулись. Ты не бросишь в меня камня, Джеффри.

— Меня зовут Марко.

Джеффри не узнает. Таково было правило. Никаких ударов ниже пояса. Никаких сведений, значит, и никакой обиды.

— Я Виолетта.

— По-английски это означает название цветка, да? Думаю, очень красивый цветок.

Я знаю, ты один, Джеффри. Я тоже одна. Ты не можешь двинуться, не можешь ничего сделать. Я тоже не могу.

— Я сказала это в прошлый раз, когда мы встретились, и была права. Ты очень нахальный парень, Марко.

Он улыбнулся ей, отделенный несколькими дюймами полотенца. Реклама зубной пасты. Улыбка ребенка, которого взяли в магазин, и он знает, что сегодня его день рождения, знает, что если будет терпеливым, получит свой подарок.

* * *

— Который час, Джанкарло?

— Больше пяти.

Юноша погрузился в собственную бездну молчания. Ему надо было о многом подумать, о многом поразмыслить.

Оставалось менее трех часов до срока, который он сам поставил себе. Менее трех часов до того, как он поговорит снова со своей Франкой. Проблемы и варианты осаждали его ограниченный интеллект. Если они удовлетворят его требование, если они согласятся на обмен, куда он полетит? Алжир, Ливия, Ирак или Народная Республика Йемен? Примет ли его какая-нибудь из этих стран? И как выбирать юноше, который никогда не был за пределами Италии. Как он сможет гарантировать ее и свою безопасность, если им разрешат увидеться в аэропорту? Каковы возможности этих свиней, которые борются с терроризмом? Может быть, они выберут для обстрела галерею независимо от наличия узника? Для него было очень трудно переварить это. Эти трудности слишком велики, они просто всеобъемлющи. Это была великая группа краснобригадовцев, участвовавших в операции с Моро, а теперь все они сидели в Асинаре, запертые в камерах, конченые люди. В то время, как он рассматривал и взвешивал каждую карту в своей колоде, каждый фокус, росло сознание того, какая гора проблем громоздится перед ним. Начать с гавани, начать отсюда, потому что, если им некуда будет податься — они пропали. Им нужна страна, где они смогут обосноваться, начать жизнь сначала. Арабская страна? Что еще? Но даже их собственные люди сейчас были смущены и обескуражены. Он видел фотографии грузовиков, блокировавших дороги в Алжире, Бенгази и Триполи, если бы они это сделали, когда их арабский брат искал пристанища…

Слишком поздно, чтобы отвечать на вопросы. Время для ответов было до того, как Клаудио вошел в свою комнату в пансионе, до того, как скорый поезд помчал его к Реджио, до того, как в ужасе завопили калабрийцы.

Возможно, все это и не имело значения.

Знал ли он, что никакого обмена не будет? А если не будет обмена, то чего тогда руководство захочет от него?

Он мучился в своем чистилище, и ему становилось все хуже в тисках дилеммы. В чем же победа, в чем результат этого побоища? Тело его Аррисона в канаве, голова, разлетающаяся от пули P38. Или он выпустит своего узника спокойно идти по дороге с коммюнике в кармане, которое будет опубликовано в утренней «Paese Sera» и «Il Messagero»? Что лучше для пролетарской революции? В чем победа?

Что хотели доказать бригадовцы, когда убили Альдо Моро на покрытом слизью пляже Фочене?

Он был достаточно взрослым только для вопросов, слишком юн, чтобы найти на них ответы. Если он не найдет ответов,