брат должны были назначить Анне два фольварка из Карлинского имения. Гиреевич, не желая раздроблять земель, принадлежащих дочери, внес деньги, и Альберту купили в соседстве прекрасную деревню с двумя или тремястами душ и с банковым долгом для того, чтобы он не мог промотать ее.

Свадьбу праздновали в Карлине скромно и без пышности. Через час после бала молодые сели в карету и отправились в Броги. Против обыкновения, только одна пани Дельрио поехала с ними, потому что она матерински заботилась о любимой Анне. Первые дни супружеской жизни были в полном смысле прекрасны: счастье молодых представлялось самым верным и надежным, Альберт был чрезвычайно чувствителен, а жена — влюблена в него до безумия. Полковница, услаждаясь видом этого Эдема, не могла расстаться с ним и когда говорила о дочери, слезы радости орошали глаза ее, а перед зятем бедная почти благоговела.

Надо отдать справедливость Замшанскому за то, что впоследствии он исправился от многих недостатков. Ему нетрудно было любить Анну, потому что кто не любил бы ангела? Но перед глазами обманутой женщины постепенно исчезало очарование, окружавшее до сих пор предмет любви ее.

Из высшего, остроумного, искреннего и чувствительного существа, обладавшего великим разумом и многосторонними познаниями, Альберт в скором времени стал для нее тем, чем был на самом деле, то есть человеком ловким и, подобно всем современным юношам, заботившимся только о хорошей жизни и наслаждениях. Изумленная Анна постепенно открывала в нем не только обыкновенного, даже ничтожного человека, в ледяной груди его нашла мертвое сердце, в улыбающихся устах — холод скептицизма, а вместо мыслей — одни фразы. Печаль отуманила лицо несчастной, обманутые надежды поразили сердце, но, перестав уже верить в блестящие достоинства супруга, она еще утешалась тем, что, по крайней мере, посторонние люди не переставали удивляться превосходству Альберта.

Анна сосредоточилась в самой себе, утешалась молитвами и строгим исполнением обязанностей, сделалась еще серьезнее, никогда не жаловалась даже перед Богом и, не имея сил ни любить, ни уважать мужа, старалась, по крайней мере, от человеческих глаз скрыть великую, болезненную ошибку, отравившую жизнь ее. А когда родился у нее ребенок, то она увидела в нем луч Божьего милосердия: теперь она была не одна и видела впереди для себя цель.

* * *

Скажем еще несколько слов об остальных Карлинских и, во-первых, о президенте. Вскоре после свадьбы Анны неожиданно возвратилась из-за границы жена его, так как вояжи наконец надоели ей, и сейчас же объявила, что с этих пор она будет всегда жить дома и только для одного милого супруга играть на арфе. Это обстоятельство очень расстроило положение президента, уже привыкшего жить по-холостому, но он с выражениями чувствительности, даже с радостью принял беглянку и всем рассказывал, что теперь только начнет жить и отдохнет в полном смысле этого слова. В некоторых домашних порядках президентша немного помешала своему супругу, потому что на другой день ее приезда кого-то секретно отправили из барского дома в деревню, но зато она помогала ему достигнуть звания губернского предводителя, с горячим участием разделяя его желание служить дворянству и занять высшую степень в избирательной иерархии.

В скором времени наступил роковой срок выборов, и супруги с большими запасами поехали в столицу, открыли свой дом и всеми силами старались расположить к себе сердца собратий. Президент низко кланялся мелкой шляхте, с героической отважностью обнимал людей, от которых пахло чесноком и луком, поил, кормил, возил и принимал их так, что наконец не сомневался в плодах своих стараний и единодушном выборе. Между тем, неожиданно явился опасный соперник. Целых три года просидев дома, последний, за несколько дней перед баллотировкой, так начал поить мелкую шляхту, столько наговорил обещаний, так громко кричал против панов и аристократии и так часто называл себя братом-шляхтичем, что всех привлек на свою сторону.

Следствием такого обхождения было то, что самые искрение друзья президента забыли свое обещание и выбаллотировали своего бесценного N. N., хоть только три дня назад стали любить его… Вечером его уже носили на руках и заливали триумф шампанским.

Жестоко обманутый в надеждах президент после этого случая впал в сильнейшую мизантропию, с горечью твердил, что у нас нельзя полагаться на общее мнение, ругал шляхту и уверял с клятвой, что если бы его стали просить на коленях, он не принял бы никакой должности… С тех пор он и уехал в деревню. Впрочем, говорят, что он опять явился на следующие выборы… Но какой был успех — неизвестно.

В жизни Атаназия, служившей только преддверием вечности, не могли произойти важные перемены. Любовь к духовным предметам неистощима, она не ослабевает и не пресыщает человека, одни земные блага непрочны, а небесные вечны. Укрепляя и возвышая душу молитвою, отшельник в безмолвном терпении провел жизнь свою, спокойно встретил смерть и переселился в вечность, как на великий и вожделенный пир, с трепетом нетерпения, с пламенным желанием и сладким страхом…

Последним взглядом он благословил друзей своих: бедного Юстина, старушку Гончаревскую и благородного ксендза Мирейко. Когда не стало этой оживляющей всех души, когда на другой день после погребения Атаназия домочадцы его увидели, как много потеряли они в одном человеке, то ни один из них не хотел уже оставаться в Шуре. Ксендз поехал в монастырь. Юстин, получив себе Горы по формальному завещанию воспитателя, переселился в свой пустой домик, чтоб чаще ходить на кладбище, пани Гончаревская поплелась за своим воспитанником. Шура со всеми землями и угодьями досталась Юлиану, потому что президент отказался от нее. Даже носилась молва, будто доверенный Юлиана внимательно рассматривал запись насчет Гор и покушался выгнать Юстина, либо купить его участок, лежавший посередине между Карлином и Шурой, но президент не согласился на это, сам поехал к Поддубинцу и заключил с ним полюбовную сделку, предоставив поэту пожизненное владение Горами и не удаляя его из места, столь дорогого для него воспоминаниями.

В старом дворе в Шуре поселился управитель. Его дети выстрелили все глаза в портретах Карлинских. Часовню, как вещь совершенно ненужную, закрыли, но зато устроили там фабрику смолы и терпентина в самых обширных размерах и по новейшей методе. Юлиан выплачивал свои долги и наживал состояние.

Алексей, по смерти Эмилия и Поли, по выходе замуж Анны, постоянно жил в Жербах, уединенно сидел в своей комнатке и одичал до такой степени, что никто не мог ни вытащить его из дому, ни развлечь, ни развеселить. Он уже не мог возвратиться к деятельной жизни. Юноша смеялся над ним, даже нередко ругал его, но