Чем ярче проявляла себя Россия, тем уважительнее относились к ней в Европе. Но тем настойчивее ее старались стравить с Османской империей. Такие идеи подбрасывали и папа, и германский император, и литовский зять Александр. Почему бы туркам и русским не обескровить друг друга? Иван Васильевич был не настолько прост, чтобы соблазняться западными подсказками. Но и турки понимали – им нечего делить с русскими. Еще в 1486 г. султан направил гонцов в Москву, предлагал дружбу. Потом сын Баязета II Мухаммед, назначенный правителем Кафы, снарядил на Русь посольство. Оно не доехало, Александр Литовский перехватил и арестовал дипломатов. Но Иван Васильевич узнал о неудавшейся миссии, и в 1496 г. в Турцию поехал его посол Михаил Плещеев.

Для него был составлен специальный наказ, от посла требовалось в полной мере соблюдать честь и достоинство своей державы. Плещеев его выполнил. Впервые перед непобедимым властителем Османской империи предстал человек, соглашавшийся говорить только на равных. Опуститься на колени перед султаном он категорически отказался, поклон отдал стоя. Речи вел уверенно, без малейших попыток заискивать. На Баязета II и его окружение это произвело сильное впечатление.

Каких-либо политических проблем между Русью и Турцией не существовало, основным предметом переговоров стала торговля. После гибели генуэзских колоний она нарушилась. Турецкие начальники в захваченных городах своевольничали, притесняли и обирали приезжих купцов. Плещеев от имени Ивана Васильевича потребовал выправить положение. Да, именно потребовал. Но султан оценил – посол действительно представляет равного монарха, и говорит он справедливо. Баязет пообещал разобраться, оградить купцов от произвола. В ответной грамоте выражал пожелания установить регулярные связи с Москвой, а торговлю расширять. Для русских снова открылись дороги через Азов и Кафу.

Урегулировав отношения со всеми соседями России, Иван Васильевич снова обратился к вопросам гражданского управления. Он приходил к выводу: частичные реформы недостаточны. В каждой области издревле укоренились свои порядки и обычаи, они отличались друг от друга. Теперь Русь превратилась в единую державу, а человеку, приехавшему в другой город, надо было приспосабливаться. Наместников и чиновников переводили из города в город, они плохо знали местные особенности или трактовали их по-своему. Это создавало почву для конфликтов и злоупотреблений. Предстояло спаять Русь общими законами.

Кодификация права была не только важнейшей, но и сложнейшей задачей. Европейские страны тонули в путанице государственных, церковных, местных законов, судебных актов. Французский Людовик XI, объединяя государство, лелеял мечту создать законодательный свод, поручал юристам проработки, но воплотить замысел в жизнь так и не сумел. Иван III сумел. Он не зря собирал при дворе квалифицированных дьяков и подьячих. По указаниям государя они разыскивали и изучали древние русские «Правды», уставные и судные грамоты разных земель, труды по церковному праву. Все это перерабатывалось, старое дополнялось новым.

В 1497 г. был составлен и принят «Судебник» – первый свод законов России. Высшим законодательным и судебным органом определялся совет бояр при государе. Устанавливалось, что суд – не только право, но и обязанность любого боярина. Он должен выслушать «жалобщика», помочь ему. Впервые (и не только в нашей стране, а в Европе) запрещались взятки и подношения. Вводились единые для всего государства судебные пошлины: 6 % от суммы иска судье, 4 % дьяку-секретарю.

Четко оговаривалась процедура следствия. Если не было бесспорных улик, требовалось провести опрос населения. Для оправдания или обвинения человека нужно было набрать 5–6 показаний под присягой «добрых людей» с надежной репутацией. Причем голоса детей боярских и «добрых крестьян» признавались равноценными! До такого равноправия любой западной державе было ох как далеко! По самым сложным делам суд передавался великому князю или лицам, которых он назначит. К нему же можно было обращаться для апелляции. А смертные приговоры мог выносить только сам государь или его наместники «с боярским судом». Но полномочия наместников серьезно ограничивались – в суде с ними должны были заседать дворский, староста и «лучшие люди» из местных жителей.

«Судебник» облегчил положение холопов-рабов. Бесконтрольно кабалить людей отныне не допускалось, на владение холопом хозяин должен был иметь особую грамоту, а выдавали их только наместники с боярским судом. Освобождались от холопства люди, служившие в городском хозяйстве своего господина. Обретали свободу рабы, захваченные в плен неприятелем и сумевшие бежать.

Оговаривались нормы семейного, наследственного права. Закреплялись сложившиеся на Руси формы землевладения – земли разделялись на вотчинные (частные, передающиеся по наследству) и государственные, «великого князя земли». А государственные разделялись на поместья, переданные во временное владение, и черные, где крестьяне платили налог в казну. Крепостного права в нашей стране тогда не существовало. Крестьянин, желающий уйти к другому землевладельцу, мог сделать это свободно, после того как уплатит «пожилое» за пользование наделом, избой (размер пожилого зависел от плодородия почвы и срока проживания). Устанавливался единый срок, когда крестьнин может уйти – за неделю до Юрьева дня и неделю после Юрьева дня (с 19 ноября по 3 декабря).

Иван Васильевич не гнушался лично участвовать в судебных разбирательствах, он это показал еще в Новгороде. Слава о его справедливости шагнула далеко за пределы России. Сын турецкого султана Ахмет писал: «Того великого князя Иваново доброе имя слышим, Правосудом его зовут» [10]. Увы, но даже у Ивана III правосудие торжествовало не всегда. В то самое время, когда великий князь увлеченно отрабатывал «Судебник», интрига вызревала в его ближайшем окружении.

После смерти Ивана Молодого вопрос о наследовании престола остался открытым. Старшим из сыновей государя стал Василий, родившийся от Софьи Фоминичны. Но был и внук Дмитрий, отпрыск Ивана Молодого. Оба получались претендентами по прямой линии. Вокруг каждого формировалась своя придворная группировка. Государь до поры до времени не затруднял себя выбором. Одного сына он уже прочил в преемники, а Господь решил иначе, прибрал в расцвете сил. Вдруг завтра еще что-то случится, и вопрос решится сам собой? Отец присматривался к Василию, назначал на высокие посты, оставлял в Москве на время собственного отсутствия, но официально наследником пока не называл.

Сектанты, отирающиеся возле Елены Волошанки, тоже выжидали. При падении Зосимы они затаились, потихоньку продолжали воспитывать Дмитрия в нужном духе. Ему исполнилось 15 лет, стал почти взрослым мужчиной. Но Василию стукнуло 18. Пора было действовать, иначе как бы не опоздать. Ивану III поступил чудовищный донос. Сообщалось, будто Василий готовит заговор. Дескать, он испугался, что престол достанется Дмитрию, задумал со своими сообщниками бежать в Вологду и на Белоозеро. Хочет захватить хранившуюся там казну государя, а с Дмитрием расправиться.

Вообще известие было запутанное и противоречивое. В планах заговорщиков ничего не упоминалось о самом Иване Васильевиче. Неужели сын, сидя с казной в Вологде и Белоозере, сумел бы хоть что-то предпринять против отца? Выходило – переворот замышляется на случай его смерти. Но если устранить Дмитрия, зачем было бежать? Однако донос поступил из весьма авторитетных кругов. Обвинителями выступили Иван Патрикеев с сыновьями, зятем Семеном Ряполовским и еще несколькими боярами. Патрикеев был двоюродным братом великого князя, наместником Москвы, знаменитым военачальником. Отец Ряполовского когда-то спас маленького Ивана. Можно ли было не доверять таким людям? Им государь и поручил расследование. Если они сумели добыть потрясающие сведения, пускай и разберутся до конца. Патрикеевы рьяно взялись за дело и подтвердили: да, заговор существует.