Бальзамо запер дверь.

Грохот, с каким захлопнулась дверь, заставил кардинала оглянуться с некоторым волнением.

– Мы пришли, ваше высокопреосвященство, – проговорил Бальзамо. – Зайдемте вот в эту дверь, но прошу вас не обращать внимания на скрип и грохот, эта дверь – железная.

Скрип первой двери заставил кардинала содрогнуться, поэтому он обрадовался, что его вовремя предупредили: металлический скрежет петель и замка мог бы напугать и менее чувствительную натуру.

Он спустился на три ступеньки и вошел.

Огромный кабинет с голыми балками на потолке, большая лампа под абажуром, бесчисленное количество книг, много химического и физического оборудования – вот какое впечатление производила эта новая комната.

Скоро кардинал почувствовал, что ему стало трудно дышать.

– Что это значит? – спросил он. – Я задыхаюсь, хозяин, я весь в испарине. Что это за шум?

– В этом-то все и дело, ваше высокопреосвященство, как сказал Шекспир, – молвил Бальзамо, отодвигая гигантский асбестовый занавес, скрывавший огромную каменную печь; в середине печи поблескивали два отверстия, похожие на горящие в потемках глаза хищного зверя.

Комната, где находилась печь, была вдвое больше первой, но кардинал не обратил на нее внимания из-за занавеса.

– Сильное впечатление производит это зрелище! – воскликнул кардинал.

– Это и есть печь, ваше высокопреосвященство.

– Да, да, но вы процитировали Шекспира, а я приведу слова Мольера: есть печи и печи. У этой – вид вполне сатанинский, и потом, мне не нравится запах. Что в ней варится?

– То, о чем вы меня просили, ваше высокопреосвященство.

– Неужели?

– Да, ваше высокопреосвященство. Для меня большая честь, что вы пожелали познакомиться с моим детищем. Я должен был взяться за работу только завтра вечером, но, узнав о том, что ваше высокопреосвященство изменили намерение и уже направляетесь на улицу Сен-Клод, я развел в печи огонь и приготовил смесь. И вот огонь пылает, а через несколько минут вы увидите золото. Позвольте, я распахну форточку и впущу свежего воздуху.

– Вы хотите сказать, что вот эти тигели…

– Да, из них через десять минут потечет чистейшее золото, не хуже венецианских цехинов или тосканских флоринов.

– А можно на него взглянуть?

– Разумеется, только придется принять необходимые меры предосторожности.

– Какие же?

– Наденьте асбестовую маску со стеклянными отверстиями для глаз: огонь такой жаркий, что может опалить лицо.

– Дьявольщина! Придется поостеречься, я дорожу глазами и не отдал бы их даже за обещанные вами сто тысяч экю.

– Я так и думал, ваше высокопреосвященство; у вас красивые и добрые глаза.

Комплимент пришелся по вкусу кардиналу: он пристально следил за производимым им впечатлением.

– Ага! Так вы говорите, мы сейчас увидим золото? – спросил он, прилаживая на лицо маску.

– Надеюсь, что да, ваше высокопреосвященство.

– На сто тысяч экю?

– Да, ваше высокопреосвященство, и даже, может быть, немного больше, потому что смеси я приготовил в изобилии.

– Вы – щедрый колдун, – проронил кардинал, и сердце его радостно забилось.

– Однако моя щедрость – ничто в сравнении с вашей, ваше высокопреосвященство, раз вы говорите мне такие слова. А теперь, ваше высокопреосвященство, будьте любезны немного отойти, я открываю заслонку тигеля.

Бальзамо накинул короткую асбестовую рубашку, сильной рукой подхватил железные щипцы, и приподнял накалившуюся докрасна крышку; под ней оказались четыре одинаковых тигеля: в одном из них бурлила ярко-красная смесь, три другие были наполнены светлым веществом с пурпурным отблеском.

– Это золото, – проговорил прелат вполголоса, словно боясь громко произнесенным словом нарушить совершавшееся на его глазах таинство.

– Да, ваше высокопреосвященство, вы правы. Эти четыре тигеля расположены на разном расстоянии от огня: в одних золото должно вариться двенадцать часов, в других – одиннадцать. Смесь – я раскрою вам этот секрет, как другу и соратнику, – нужно переливать в слитки, как только она закипит. Как видите, в первом тигеле смесь посветлела: пора переливать. Соизвольте отодвинуться, ваше высокопреосвященство.

Кардинал повиновался, словно солдат приказу командира. Бальзамо оставил щипцы, раскалившиеся от соприкосновения с пламеневшими тигелями, затем подкатил к печи наковальню с восемью железными формами одинакового размера.

– А это что, дорогой колдун? – спросил кардинал.

– Это, ваше высокопреосвященство, формы, в которые я буду заливать ваше золото.

– Ага! – удовлетворенно произнес кардинал. Он продолжал следить за Бальзамо с удвоенным вниманием.

Бальзамо разостлал на полу кусок белого льняного полотна, встал между наковальней и печью, раскрыл огромную книгу и произнес заклинание, держа в руке волшебную палочку. Потом взялся за небывалых размеров Щипцы, способные ухватить тигель.

– Золото выйдет отменное, высшего качества, ваше высокопреосвященство, – заметил он.

– Вы что же, собираетесь опрокинуть этот раскаленный котел?

–..который весит не меньше пятидесяти фунтов! Да, ваше высокопреосвященство. Далеко не каждый литейщик может похвастаться такими мускулами и такой, как у меня, сноровкой. Не бойтесь!

– А если тигель лопнет?..

– Однажды это со мной уже случилось, ваше высокопреосвященство. Было это в тысяча триста девяносто девятом году. Я проводил опыт вместе с Никола Фламелем у него дома на улице Экривен, неподалеку от часовни Сен-Жак-ла-Бушри. Бедняга Фламель едва не лишился зрения, а я потерял сто восемьдесят унций металла более ценного, чем золото.

– Что вы рассказываете, дорогой хозяин?

– Сущую правду.

– Вы этим занимались в тысяча триста девяносто девятом году?

– Да, ваше высокопреосвященство.

– С Никола Фламелем?

– С ним! А за пятьдесят лет до того мы открыли этот секрет вместе с Пьером Лебоном в городе Пола. Пьер тогда неплотно прикрыл тигель, испарения повредили мне правый глаз, и я не видел им почти двенадцать лет.

– Пьер Лебон, вы сказали?

– Да, автор знаменитого труда «Margarita pretiosa». Вы, должно быть, знакомы с этой книгой.

– Да, она датирована тысяча триста тридцатым годом.

– Совершенно верно, ваше высокопреосвященство!

– И вы утверждаете, что были знакомы с Пьером Лебоном и Фламелем?

– Я был учеником одного и учителем другого. Пока испуганный кардинал соображал, сам ли дьявол перед ним или один из его приспешников, Бальзаме погрузил в пекло щипцы с длинными рукоятками.