Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мимолетный взгляд через плечо подтвердил то, что ей было известно и так: это был единственный выход, пусть даже и на другом конце света.
Она не могла на это пойти.
— Саша? — проворковал ей в ухо голос.
Рядом стоял Алексей. Ей пришлось напомнить себе о необходимости в присутствии других обращаться к нему официально. Он не позволял кому попало называть его по имени, но ей он сказал, что она особенная.
— Пойдем со мной, — ласково произнес он и протянул ей руку. — Ну, давай.
Они пошли между выстроившихся в два ряда людей. Те, кто стоял слева, через испытание уже прошли, но тревожное ожидание тех, что справа, от ее трусости несколько затянулось.
Грин вывел ее на середину комнаты. На полированном полу тянулся алый след — один из братьев потерял сознание посреди процедуры. На Сашу безучастно смотрел какой-то незнакомый человек. Его рука выжидательно сжимала окровавленный нож. Он вытрет его, но только когда вырежет у нее на груди слово — чтобы их связали неразрывные узы, чтобы они стали одним целым.
— Готова? — спросил Грин.
Саша кивнула, едва переводя дух.
Он зашел ей за спину, расстегнул блузку и спустил с плеч.
Но когда незнакомец поднес к ней нож, женщина вздрогнула, попятилась и уперлась в Грина.
— Простите… простите, пожалуйста, — взмолилась она, — не думайте, все хорошо.
Она сделала шаг к человеку с мертвым взглядом, закрыла глаза и кивнула.
Тот опять поднял нож… Саша почувствовала кожей прикосновение холодного металла.
— Простите… простите… простите… — сказала она, отступила и заплакала. — Я не могу.
Когда у всех на виду из ее глаз брызнули слезы, Грин обнял ее и крепко прижал к себе.
— Тс-с-с-с… тс-с-с… — мягко утешал он.
— Клянусь, я сделаю все, что вы скажете, — ответила Саша, — для меня это важнее всего на свете. Просто я… не могу.
— Но, Саша, ты ведь понимаешь, почему я прошу тебя это для меня сделать? — спросил Грин.
Даже если бы на коже женщины выжгли каленым железом клеймо, ей все равно не было бы так больно, как от его взгляда, обвинявшего ее в предательстве.
— Да.
— Скажи мне… а еще лучше, скажи нам всем, — произнес Грин и выпустил ее из объятий.
Она откашлялась:
— Это означает, что мы сделаем для вас что угодно, что мы принадлежим вам, последуем за вами хоть на край света, выполним, не задавая лишних вопросов, любой ваш приказ.
Саша опять посмотрела на изогнутое лезвие ножа и зарыдала.
— Очень хорошо. С другой стороны, тебе известно, что ты имеешь полное право не делать того, чего не хочешь, — заверил ее Грин. — Ты уверена, что не можешь пойти на этот шаг?
Она кивнула.
— Отлично… Эдуардо! — позвал Грин.
Из строя вышел коренастый мужчина, поправляя свежую повязку.
— Вы с Сашей друзья?
— Да, Але… Прошу прощения, я хотел сказать, доктор Грин.
— Мне кажется, она сейчас в тебе нуждается.
— Спасибо, — прошептала Саша, когда Эдуардо подошел к ним и обнял ее за плечи.
Грин тепло сжал ей руку и отпустил.
Но на полпути вновь окликнул их.
— Эдуардо, — сказал он, убедившись, что их всем хорошо видно, — боюсь, Саша решила, что ей с нами не по пути… Убей ее.
Эдуардо ошеломленно повернулся что-то сказать, однако Грин уже отвернулся и зашагал прочь. Он вынес свой приговор и уже утратил к ним интерес. Эдуардо снова посмотрел на Сашу, не зная что делать.
— Эдди? — ахнула она, увидев, как изменилось лицо друга.
Стена обращенных на них взоров отрезала ее от выхода из комнаты.
— Эд!
Ему на глаза навернулись слезы, он со всей силы ударил ее кулаком по лицу, и мир вокруг нее завертелся.
Саша вскрикнула и повалилась на пол; его повязка, за которую инстинктивно схватилась, чтобы не упасть, осталась у нее в руках. Единственным, на чем ей удалось сфокусировать взгляд, когда он опустился возле нее на колени, было вырезанное на его груди слово. И в последние мгновения жизни это принесло ей утешение, потому что это не друг начал бить ее головой о каменный пол… Друга уже не существовало.
Глава 24
Четверг, 17 декабря 2015 года,
3 часа 36 минут дня
Леннокс и Чейз шагали по вестибюлю Медицинского центра Монтефиоре. Стеклянные стены приглушали доносившиеся с улицы крики. Какой-то человек, скорее всего неуступчивый лечащий врач лежащего в коме убийцы, рассказал журналистам о сложившейся ситуации, и они осаждали здание. За густым рядом телекамер то взмывали вверх, то опускались лозунги пикетчиков, протестующих против решения ФБР привести раньше времени в чувство человека, который получил опасную травму головы.
— Боже мой, какая же короткая у них память! — пробормотала Леннокс, когда они, ориентируясь по указателям на стенах, направились в отделение интенсивной терапии.
Чейз ее не слушал. Он шел рядом с начальницей, отвечая за нее на телефонные звонки. На каждом шагу фрагменты его бронежилета, соприкасаясь друг с другом, издавали противный, действующий на нервы скрип.
— Да, сэр, я понимаю… Да, сэр… Как я уже говорил, в данный момент она не может подойти.
Навстречу им шел пожилой мужчина в длинном коричневом пальто и с любопытством глядел на них. Не успела Леннокс предупредить Чейза, как человек выхватил из одного кармана фотоаппарат, из другого диктофон:
— Агент Леннокс, вы считаете, что закон для ФБР не указ? — осуждающим тоном бросил он, когда Чейз прижал его к стене.
Леннокс шла вперед, не обращая на него внимания.
— Судья, присяжные и палач — так теперь у нас все устроено?
Пока Чейз пытался обуздать брыкающегося журналиста, тот продолжал кричать ей вслед:
— Родственники согласия не давали!
С тем же непробиваемым видом Леннокс миновала двух полицейских, выставленных у двери реанимации, и вошла в отделение. Здесь атмосфера была накалена еще больше. На каталке в углу зловеще ждал своего часа дефибриллятор. Вокруг проводов и трубочек суетились три медсестры, доктор готовил шприц. Никто даже не подумал ее поприветствовать, когда она вошла и окинула взглядом лежавшего на больничной койке человека.
Хотя ему было не меньше двадцати, он выглядел как мальчик. Всю правую часть тела покрывали страшные ожоги. Он был такой худой, что слово, вырезанное на его груди, заехало на бок. Но оно было неправдой: Кукла под видом Наживки, убийца под видом жертвы. Его голову фиксировал прочный шейный корсет, из крохотной, просверленной прямо в