– Не знаю, но я будто попала в западню.

Люба допила оставшиеся в бутылке три капли, бросив вилку с ножом, откинулась на спинку кресла. В редких случаях и она – сама сдоба во всех отношениях – умела быть жесткой.

– Всем бы такую западню, – сказала. – Можно подумать, тебе предложили через неделю яду выпить! В твои-то годы, блин, так подфартило! Обо всех проблемах можно забыть раз и навсегда. Денег валом, не урод, подтянут… У него же седых волос нет! Лицо такое…

– Заурядное, – подсказала подруга.

– Волевое! Он интересный мужчина…

– С темным прошлым, – внесла дополнение Алла.

– У кого из нас нет темных пятен? Слушай, че те надо, а?

– Не хочу замуж! Ни за кого не хочу. Мне достаточно лет, чтоб ни под кого не подстраиваться. Я привыкла делать, что хочется, ехать, куда надумала, ни у кого не спрашивая разрешения. Да у него жен этих было… штук двадцать! К тому же я прекрасно обеспечиваю себя и сына.

– Откажи. Делов-то!

– В этом вся проблема, – сникла Алла.

– Какая?! Проблему нашла! Ну, какая, какая?..

– Я боюсь этого тарантула.

– Значит, боишься? А позволь спросить, когда ты его боишься? Когда спишь с ним или в остальное время?

Сарказм, насмешка… Совсем не то хотела услышать Алла, она рассчитывала, по меньшей мере, на понимание. И на чуткость – без этого какая дружба? Удивительно, но строгие требования предъявлялись обычно к ней, Алла обязана всех понимать, жалеть, помогать (и морально, и материально, кстати). Но как только ей нужно доброе слово (бесплатное), в котором нуждаются даже кошки, а также собаки и прочие звери вместе с людьми всех рас, она получает сарказм и возмущение. У нее же не может быть трудностей, она сильная, везучая, как будто везение – незаслуженный бонус, сброшенный с небес кем-то из небожителей из-за халатности.

– Я боялась потерять магазины, – призналась Алла. – Гена всех пожирает в городе, а меня оставил, потому что глаз положил. Он сетевик, которому дали зеленый свет. Думаю, светят ему потому, что тоже боятся, ведь Гена может просто уничтожить. Физически. Говоришь, отказать? Он отомстит, а у меня Федька!

– Выходит, ты у нас продалась…

– Да, а что? Я продалась за спокойное существование на просторах мелкого бизнеса. Тебя это шокирует?

– Нет, – пожала плечами Любочка. – Но ты у нас такая крутая…

– Мне не нравится твой тон, – разозлилась Алла, перебив ее. – Я позвала тебя, чтоб ты посочувствовала, что-то присоветовала, но не дождалась.

– А тебя никто не поймет. Знаешь, больше никому не рассказывай, что не хочешь замуж за Заварова, – слишком неправдоподобно звучит.

– Вижу, – огорчилась Алла. – Да, у меня не хватит смелости отказаться. Только ничего хорошего из этого не будет, во всяком случае, для меня.

Люба намеревалась возразить и уже набрала воздуха полную грудь (а она у нее ого-го!), но Алла подняла ладонь и слегка махнула ею, дескать, молчи уж. Доставая кошелек из сумочки, она вдруг пришла к парадоксальному выводу, что народ любит злодеев. Кто был Заваров для Любочки еще недавно? Негодяй, бандит, вор, которого в хорошие времена к стенке поставили б и пулю всобачили прямо в лоб. А кем он стал сегодня? Завидным женихом. А представить на месте Аллы дочь Любочки, как поступила б благородная мать? Она погнала бы дочь кнутом под венец, как беспородную клячу! И разве она одна такая? Вот и выходит полнейший абсурд: ругают, ненавидят, но… обожают злодеев.

Алла расплатилась и велела подружке со своими тюками двигать к выходу.

* * *

Жанна плакала, прижавшись боком к спинке сиденья и отвернувшись от Володи. Он помнил редкие моменты, когда она плакала. На похоронах Жанна была с сухими глазами, это было нелегко. Бородин с удивлением отметил тогда, что некоторые пришли поглазеть, как она будет держаться возле четырех гробов! Жанна должна была рыдать, криком кричать, пить валерьянку литрами и передвигаться с посторонней помощью. Из этого набора типовых страданий она не делала ничего, и любопытные воровато поглядывали по сторонам, проверяя, как другие оценивают ее возмутительное поведение. Но после похорон она сидела в квартире родителей, а по ее щекам струились слезы, обгоняя друг друга, струились без перерыва. Володя это видел и до утра просидел с ней.

Год назад она осталась совсем одна. То целое стадо кавалеров с гламурными подружками вокруг нее крутилось, а то вдруг – никого! Испарился и бойфренд, не пришел ни на похороны, ни потом. Убийство! – это слово наводит безотчетный ужас. Логика железная: раз всю семью укокошили, то Жанна осталась живой по недоразумению, следовательно, придут и ее убивать. А кому понравится перспектива стать трупом вместе с Жанной? Один Володя взял негласное опекунство над ней, он был всего лишь рядом, этого оказалось достаточно, чтобы поддержать ее.

На фоне несчастья у Жанны развилась тяжелая и затяжная депрессия. А тут Бородину выплыла удача – важная поездка, сулившая не только зарубежный опыт, но и возможные связи. Что было делать? Виталька намучился под завязку, он отвозил в Китай Эдгара, приехав, не о Жанне думал, а кинулся обольщать Ларису. Нельзя же винить человека за то, что ему хочется любви? Сашка… Ну, с этим все ясно. Тем не менее именно от них Бородин наслушался:

– Зачем она тебе? Понянчился и хватит, береги здоровье. Ей нужны тусовки, тряпки, бабки. Она тебе всю жизнь сломает.

– Пускай ломает, – со свойственной ему выдержкой высказался Володя.

Вернулся через полмесяца… а она в психбольнице! Он не стал разбираться, как и почему она туда угодила, ринулся в приют умалишенных, понимая: если ее не вытащить, Жанна погибнет. И столкнулся с железобетонной стеной. Ощущение осталось, будто врачи за каждого пациента готовы третью мировую войну развязать, но не отдать. Он кто ей? Никто. Ну и гуляйте, гражданин, – такова суть переговоров. Сколько Володя потратил денег, пробивая эту стену… А все же выкупил Жанну. Она ехала из психушки в его машине вся истрепанная, выжатая, какая-то забитая и тоже плакала. От радости.

Сейчас, после неудавшегося вечера, Володя подумал, что прорыв слез у нее не что иное, как заключительный акт какого-то этапа, нечто завершилось и – катарсис. Вопрос: что именно завершилось?

– Жанна… – позвал он, ведь пора вывести ее из мокрого состояния.

– Ну, прости, прости меня! – вперемешку со слезами выдала она поток слов на повышенных нотах. – Я не права! Я плохая! Испортила таким замечательным людям вечер! Они решали глобальные проблемы, а тут я. Все, раскаиваюсь…

– У меня в кармане… достань.

Жанна покосилась на него, дескать, чего это он – сам достать не может? Вообще-то, у человека руки заняты, крутят руль, а на дворе ночь, в данных обстоятельствах нельзя быть беспечным. Жанна сунула руку в карман его пиджака и вытащила…

– Это что?.. Конфеты? У Лариски украл?

– Взял, – поправил ее Володя. – Подсласти слезы.