Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Скоро он увидел как раз такую "шестерку" — пыльную, с трещиной на стекле. Но машина проскочила, как снаряд, а за трещиной мелькнуло насупленное небритое лицо… Зато серебристый длинный автомобиль затормозил!
Он затормозил не сразу, проскочил сперва следом за "шестеркой", но вдруг сбавил ход, встал, поехал обратно. Рядом с Рыжиком распахнулась отразившая лучи дверца. "Значит, руль правосторонний", — мелькнуло у Рыжика. А что за марка у машины, он не разглядел. У водителя было круглое добродушное лицо. Гладкое, но уже не молодое. А голос не сердитый, со смешинкой:
— Далеко собрался, путешественник?
— В город… — выговорил Рыжик. В горле заскребло от робости и от сухости.
— Ну, грузись… — Мужчина перегнулся через спинку, открылась задняя дверца.
И Рыжик, стукая ногами о металлическую кромку, животом вперед погрузился на очень мягкий кожаный диван. Завозился, сел. Выпрямился. Но тут же его откачнуло назад — поехали.
Хозяин иномарки смотрел на Рыжика из продолговатого зеркальца. Внимательно так…
— Издалека ли путь держишь, юноша?
История про грибы, про то, как заблудился, вылетела из головы. То есть не вылетела, а показалась абсолютно глупой. А еще… вдруг мелькнуло предчувствие (вроде приметы, что ли): если он, Рыжик будет врать, все кончится плохо. И он сказал прямо:
— Издалека. Из детского лагеря…
Мужчина поднял брови.
— Во как! И тебя отпустили одного?
— Я не спрашивал… — Рыжик отвел глаза от зеркальца и стал смотреть на летящую мимо зелень.
— Во как… — сказал опять водитель. — Значит, худо пришлось? Бежишь от дедовщины?
— Нет… — опять с хрипотцой выговорил Рыжик. — Я… даже и не бегу. Мне надо по важному делу. К друзьям.
Взгляд водителя стал озабоченным.
— Однако же… Если действовать по закону, я должен сдать тебя властям. Не так ли?
Рыжик понял, что на ходу не сможет выскочить из машины.
— Не надо сдавать! — Голос его от отчаяния сделался чистым и резким. — Я же не прячусь! Я на водную станцию, там наши яхты! И там взрослые… командиры… Они решат, что делать.
Водитель раздумчиво шевелил бровями.
— А база на краю города! Это совсем по пути, сами увидите! — с тем же звоном добавил Рыжик.
— Ну, если так… — отозвался водитель. И… улыбнулся. Может, для того, чтобы беглец все же не попробовал сигануть из кабины на полной скорости.
Потом они молчали. Только шуршал за стеклами воздух, а встречные машины как бы взрывались рядом… Рыжик впервые ехал в таком просторном и мягком автомобиле. "Прямо как в самолете", — подумал он, хотя в самолете тоже не бывал. Он подвинулся к середине пухлого дивана, чтобы разглядеть руль и панель. И среди всяких циферблатов увидел часы.
"Ой… Ой-ёй-ёй-ёй… Это сколько же я спал…"
На часах была половина двенадцатого.
А что такого? Он спал в коробке — после долгого лесного, бездорожного пути, после страхов и усталости — даже меньше, чем положено спать ночью обыкновенному мальчишке в обыкновенной постели. Где-то часов шесть. И зато теперь сна не было ни в одном глазу. Но… опять стал подкрадываться страх. Тот, что ранним утром на обочине: "А что же будет?" И сделался еще сильнее, чем тогда, резче. В нем почти не осталось надежды. Вдруг пришло полное понимание: "Отправят обратно, вот и все…" И чуть не хлынули слезы. И хлынули бы, но за левыми стеклами вдруг помчались проблески синей воды. Конечно же, это начиналось Орловское озеро! Все как на карте!
— Уже скоро! — дернулся Рыжик. — Вот… уже сейчас… это наши места…
И правда, промелькнули трехэтажные дома знакомого Мельничного поселка, дорога сделала поворот, и сразу слева появились распахнутые ворота с якорями на железных столбах. За воротами мелькали, как бабочки, оранжевые рубашки.
— Вот! Здесь!..
Машина свернула с дороги. Водитель опять потянулся через спинку, нажал ручку задней двери…
Ну, а что дальше, уже известно…
1
Восьмерых (в том числе Рыжика и Нессоновых) забрали с базы каперанг Соломин и Кинтель — на своих машинах. Остальные, как обычно, пестро-оранжевой толпой отправились на трамвай. Остановка была в сотне метров от ворот с якорями. Корнеич двигался с ребятами, пешком. Его тяжелый вишневый мотоцикл весело толкали сзади. При этом, хихикая, вспоминали стихи про цыган, которые "в мороз толкают… паровоз". Ольга Шагалова говорила "бессовестные", хотя ни одного нехорошего слова в стихах не звучало.
Корнеич дождался, когда весь народ "упакуется" в старинный красный вагон (такие вот ходили по этой окраинной ветке) и помахал вслед. За ребят он не опасался. Во первых, с ними был старший — пятнадцатилетний Равиль Сегалов, флаг-капитан и по сути дела уже младший инструктор. Во-вторых, кондукторши на этом маршруте давно привыкли к ребятам из "Эспады" и никогда не придирались: знали, что "оранжевый народ" платит исправно…
Корнеич устроился в седле и газанул. Поехал он, разумеется, не домой. Хотя Даниил Корнеевич Вострецов числился в отпуске, служебных забот хватало. Например, недавно сотрудники епархии (люди эрудированные и дотошные!) раскопали документы, по которым двухэтажный особняк на улице Рылеева — бывшей Княжеской — в девятнадцатом веке принадлежал якобы Православной церкви. То ли там проживал тогда какой-то церковный чин, то ли располагалась гостиница для паломников. И, мол, на этом основании было бы справедливо вернуть собственность прежним владельцам. А сейчас в доме находился отдел редких книг и нумизматики, то есть учреждение из числа подведомственных господину Вострецову. И господин Вострецов ехал в областное министерство культуры (иначе — Комитет по делам культуры, сокращенно "Комку ль"). Там предполагалась встреча с представителем епархии для обсуждения вышеупомянутой проблемы.
Представитель был молод, с довольной короткой стрижкой и профессорской бородкой. Шелестел шелковистой рясой. Назвал себя отцом Александром. Держался предупредительно, говорил мягко. Даниил Корнеевич в своей штурманской куртке, тельняшке и мятых джинсах, со взъерошенной бронзовой прической, явно проигрывал в глазах дамы по имени Оксана Эдуардовна. Дама занимала должность одного из многочисленных заместителей областного министра и призвана была выполнять роль посредницы при переговорах.
Отец Александр выложил бумаги. Даниил Корнеевич подверг сомнению достоверность документов, а также их юридическую состоятельность. Некоторое время шла полемика на вежливом, прямо академическом уровне. Оксана Эдуардовна поощрительно улыбалась, ей было любопытно.
Затем Даниил Корнеич пятерней прошелся по волосам и сказал отцу Александру, который был явно моложе его:
— Батюшка, ну на кой шут вам этот дом? Возрождение духовности великое дело, но вы там у себя понимаете его, на мой взгляд, несколько однобоко. Библиотеки и хранилища раритетов тоже служат воспитанию души. Вы и так уже вытряхнули музеи из нескольких помещений. К тому же и строите немало. Вон какие корпуса на площадях епархии. И храмы растут чуть не на каждом углу. Может быть, есть смысл сохранять какую-то… пропорциональность?