Шрифт:
Интервал:
Закладка:
История, которая произошла со мной в девяностые годы, стала поворотной в моем профессиональном и родительском мировоззрении. Напомню молодым родителям, что то были годы бедности и свободы. Денег, продуктов вдруг не стало, ходили в секонд-хенде, но зато верили в новую жизнь, о которой имели крайне призрачное представление. Очень хотелось поехать за рубеж, мир посмотреть, ну, и себя показать. В советские времена все-таки сумели сформировать комплекс исключительности и у рядовых граждан: мы были уверены, что мы самые умные, самые красивые, самые сильные, и сейчас они там, на Западе, падут ниц. В годы перестройки мы начали усердно учить иностранные языки, которые до падения «железного занавеса» были не особо нужны, – английский, немецкий, французский. И вот в это время ко мне подходит коллега из местной школы и говорит:
– Мы твоего сына протестировали, у него повышенный IQ. Сто тридцать восемь!
– Приятно, конечно, но что с этим делать? – развожу руками.
– В Москве есть организация такая, «Евроталант», они собирают группы из одаренных детей и отправляют их в летние спецшколы. Попробуй.
Жили мы тогда в Подмосковье, в Ногинске, что важно для данного рассказа, потому что в конце концов именно мэр города Ногинска оплатил поездку одаренных детей из России в Авиньон, в лагерь для столь же одаренных детей со всего мира. Деньжищ это стоило немереных. Я помню, считали, и получалось, что можно год всей семьей жить, если бы деньгами за путевку выдали. И поскольку переговоры с мэром вела тоже я, то и сопровождать группу отправили меня: инициатива наказуема.
Готовили мы детей целый месяц. Я подошла к мероприятию со всей ответственностью: если уж выпал шанс, нужно его использовать по полной. Организовала языковые курсы, провела работу с родителями в духе: наши дети – первые делегаты страны, пионеры, по ним будут судить о тех, кто пойдет следом. Ну и про себя не забыла:
– В отряде должна быть абсолютная дисциплина, полное послушание, беспрекословное повиновение.
Надо ли говорить, что обалдевшие от удачи мамаши и подчиненные им папаши ринулись намыливать головы своим детям, муштровать, читать морали и напоминать: если бы не репутация родителей, вряд ли тебя взяли бы в поездку, – любим мы подавить авторитетом.
Отряд (см. выше) – это как у космонавтов, потому что у меня действительно было чувство, что мы – первые, кто отправляется в космос. Сейчас это вспоминается даже с умилением, если бы у этой истории не было печальной подкладки.
Нас встретили в аэропорту Шарль де Голль и отвезли ночевать в какую-то школу, разместили в спортзале, спали мы на матах. А утром мы отправились в переполненном поезде в провинцию. Конечно, после комфортабельных лагерей союзного масштаба вроде «Орленка» или «Артека», где, впрочем, ни я, ни родители моих детей никогда не были, а только видели это великолепие по телевизору, мы рассчитывали, что на Западе все еще круче. Мы думали, что для детей, особенно для одаренных, да еще со всего мира, там выстроены хрустальные дворцы с фонтанами.
Но, к нашему изумлению, привезли нас в какую-то школу, маленькую, вроде избушки без окон, без дверей. Точно без дверей, потому что двери спален были сняты и в проемах висели занавески из плотного материала. Но самое главное, стоял там невообразимый гвалт, дети бесились, галдели, бросались вещами, а один маленький негритенок забрался на стену, как паучок. Никто из взрослых не собирался успокаивать детей, хотя бы чтоб поздороваться.
Наших детей развели по разным спальням. Мы с опаской оставили вещи и отправились во двор. А во дворе новичкам предложили пройти ритуал братания: дети ложатся на землю и поочередно перекатываются вдоль шеренги.
Мои гордо вскинули головы, как герои-партизаны, которые никогда не сдадутся врагу. Мне пришлось вмешаться, попросить отложить экзекуцию, публичную казнь, как это виделось нам, гостям. У нас ведь для гостей все самое лучшее, стараются угодить, во всяком случае спрашивают, интересуются желаниями, состояниями…
– Тогда, – сказал лукавый директор лагеря, – вы сами поучаствуйте пока, покатайтесь, а дети пускай посмотрят, поучатся.
– Ну, знаете! – возмутилась я.
Умом я понимала, что в этом летнем лагере детям просто дают оторваться по полной; одаренные дети нуждаются в особом режиме движения (активном), питания и отдыха, но перейти черту, превратиться из гиперответственной, тренированной тети, несущей высоко знамя национальных достижений, я не могла. «Не могу поступиться принципами!» – как писала одна фанатка советского строя в самом начале перестройки. Именно так я себя и чувствовала – советским пионером-героем.
С отчаянием я осознавала, насколько все мы табуированы, с детства заговорены от того, чтобы стать свободным и счастливым. Французские воспитатели правы: свобода носит телесный характер! Тот, кто может свободно двигаться, без вечной оглядки и опасений, тот и счастлив…Печаль моя усугубилась, когда дети решили не сдаваться. В тот день нам не удалось сбросить оковы вековых табу…
– Будем драться! – крикнул мальчик из нашей делегации.
– Никто на вас не нападает! – обняла я его.
Я забрала детей, и мы, обиженные и возмущенные, пошли гулять отдельно от всей веселой международной компании.
А вечером одна из наших девочек, дочь топ-менеджера нефтяной компании, со слезами на глазах попросила по телефону:
– Папа, пришли за мной вертолет! Если не пришлешь, я выброшусь из окна, – настолько трудным для нее оказался конфликт ценностей, норм, установок…
Я перезванивала и успокаивала родителей. Ну в самом деле, не объявлять же нам войну Франции из-за того, что нас пригласили поиграть?
Слава богу, родители интересовались главным образом качеством питания – наследие голодных времен. Простительно, если учесть, что в России тогда здорово недоедали. Даже кино такое есть у нас, всенародно любимое, «Добро пожаловать, или Посторонним вход запрещен», в котором высмеивается директор лагеря, бюрократ и демагог, в положении которого я на время оказалась. Он тоже взвешивал детей и пристально следил за дисциплиной и питанием.
Тогда я впервые увидела, как весело проводят время дети из Франции, Англии, Германии, Японии и как в тех же самых условиях страдают наши. Вот оно, счастье, только рукой протяни, но нет: наглухо спеленали мы детей родительскими запретами: «Не нарушай дисциплину!» А никакой дисциплины-то, порядка в лагере и не было. Если еще добавить, что французы живут, как дышат, на ходу готовы пересмотреть расписание в течение дня, поменять состав группы, могут вместо занятий отправить детей на экскурсию, потому что отличная погода… Вопрос, можно ли жить свободно и счастливо в условиях строгого порядка, беспрекословных авторитетов и железного режима дня, до сих пор остается открытым.
Через три дня я поняла, что нужно ритуальное событие, чтобы снять у детей табу, запрет на дисциплину. Я вышла на круг, как вождь племени краснокожих, и сказала:
– От лица родителей и от своего собственного имени я вам разрешаю веселиться. Отныне можно смеяться, кричать, говорить неправильно, обниматься с чужими, есть сладкое, жирное, жареное, все, что подадут к столу. Будем изучать европейскую жизнь, а потом посмотрим, что лучше! Тот, кто пройдет все занятия, а не будет стоять у стенки, тот получит дополнительную порцию мороженого.