— Ты не спас меня. Ты перехватил.

Мои губы невольно дернулись. Такая чертовски упрямая. Хлопнула дверь гаража, и мы оба вздрогнули. Мой взгляд устремился к пустой лестнице. Я сглотнул, делая большой шаг назад, подальше от нее.

Угроза моей мамы трехлетней давности звучала у меня в ушах, как сирена. Что, черт возьми, я делал? Достаточно одного взгляда, чтобы меня поймали.

Мое сердце бешено колотилось.

— Я, э-э… — я схватился за шею, пятясь назад. — Увидимся внизу.

Я развернулся, и каждый шаг к лестнице для меня все равно что брести по грязи. Мой папа как раз вовремя, чтобы вернуться домой. Я не знал, почему у меня вспотели ладони при этой мысли, когда он вряд ли заметил бы, что я здесь. Но я все равно приготовил ему кофе. Потому что есть шанс. Шанс, что он посмотрел бы в мою сторону, шанс, что спросил бы о моих оценках или футболе. Я жил на гребаном кофе и шансах.

Я оставил его дымящуюся кружку рядом с его портфелем на стойке и понес свою на остров, где снял рюкзак с плеча. Подойдя к холодильнику, я налил в высокий стакан апельсиновый сок. Иногда Ева его не пила. Но иногда она пила. Меня охватил жар, когда я вспомнил, как она пила его на прошлой неделе, пока я наблюдал. Намеренное скольжение ее языка по губам, медленная, упрямая улыбка.

Прогоняя отвлекающий образ, я достал ноутбук из рюкзака и зашел на онлайн-курсы колледжа. Я вырубился, насколько мог, перед школой. У Евы могли быть свои гребаные секреты, потому что у меня тоже были свои. Немного жалко, что мне даже не нужно пытаться их скрывать. Мои родители скорее переехали бы в колонию нудистов и сами выращивали бы овощи, чем когда-нибудь спросили, над чем я работал. Кроме того, я не думал, что хотел, чтобы они знали, что я все равно хотел получить степень бакалавра, а затем сдать экзамен на адвоката. Моя мама была бы взволнована и еще больше давила бы на меня, чтобы я отказался от карьеры полицейского, и, что еще хуже, мой отец подумал бы, что я делал это только для того, чтобы попытаться ему что-то доказать.

Цок-цок каблучков по лестнице. В тот самый момент, когда мама вошла на кухню, я услышал, как наверху выключился душ.

Ева.

Я не открывал глаз от работы, но мое колено стало подкашиваться. Обычно моя мама так рано не выходила из своей комнаты. Если повезло, она бы ушла к тому времени, как Ева спустилась сюда. Ева так осторожна в присутствии моих родителей. Их присутствие гасит огонь в ее глазах. Как бы мне ни было неприятно видеть, как она менялась ради них, я тоже это понимал. Она умна. Одно взъерошенное перо под этой крышей, и ее могли отослать.

Я сделал глоток черного кофе и дал ему осесть вместе с горечью в желудке, пока мама шла к своей аптечке.

— У меня сегодня утром голова горит, — застонала она, роясь в бутылочках с таблетками. — Как ты себя чувствуешь?

Я нахмурился и посмотрел на дверцу шкафа, скрывающую половину ее тела.

— Хм, нормально.

— О, хорошо. По крайней мере, тебе живется лучше, чем мне. Ты все еще готовишься?

— Э-э-э…

— Ты шутишь. Ты работаешь? Но еще рано.

Только когда мама закрыл шкаф, я заметил наушник у нее в ухе. Я закатил глаза, чувствуя себя гребаным идиотом.

Положил ноутбук в рюкзак, достал кое-какие школьные задания и поставил их на барную стойку, просто чтобы было чем заняться до прихода Евы.

— Что за черт?

Моя мама закрыла холодильник, ее рот открыт от шока, когда она подошла ко мне. Ее глаза скользили по моему лицу.

— Могу я тебе перезвонить, Синтия? Да, да, я знаю. Я перезвоню. Просто хочу выпить кофе.

Она повесила трубку и пристально посмотрела на меня.

Я знал, что она осматривала синяк, но я не мог вспомнить, когда в последний раз мама смотрела на меня так. Я поерзал на стуле и прочистил горло. Ее карие глаза пристально смотрели на меня. Ее рука коснулась моей щеки, мягкая, нежная, и мой взгляд стал жестче, несмотря на странное ощущение жжения в горле.

— О, Истон… — ее тихий голос успокоил что-то глубоко в моей груди, о чем я и не подозревал, что нуждался.

Ее взгляд смягчился, ее большой палец коснулся моей челюсти. Но затем она прочистила горло, мягкость исчезла, и следующие слова, слетающие с ее губ, прогнали это незнакомое чувство в моей груди так же быстро, как оно возникло.

— Только не говори мне, что Ева имеет к этому какое-то отношение.

Я стиснул челюсти.

— Клянусь, если эта девушка втянет тебя в какие-то неприятности, или если я узнаю, что ты каким-либо образом нарушил свое обещание…

— Господи, мам, — пробормотал я, отстраняясь от ее прикосновения.

— Это не ответ.

— Это не имело никакого отношения к Еве.

— Что случилось? Ты был на вечеринке? Ты снова пил? Нам нужно записаться на прием к доктору Бейкеру?

К черту мою жизнь. Она говорила это так, словно я алкоголик — и все это, стоя в шести футах от ее драгоценных таблеток и бренди.

— Мне не нужно обращаться к психотерапевту.

— Ну, что подумают люди, когда увидят моего сына с подбитым глазом? Ты похож на еще одну фотографию Резерфорда, которая только и ждет, чтобы стать вирусной.

Я почти уверен, что моя мама никогда этого не упустила бы.

— Как ты думаешь, это поможет нам с твоим отцом хорошо выглядеть?

Я сжал переносицу, чувствуя, как надвигалась чертова головная боль.

Ева

— Я не могу поверить, что кто-то мог попытаться ограбить тебя. И в этом районе?

Я зашла на кухню как раз вовремя, чтобы увидеть, как напрягся Истон, когда мама коснулась его подбородка. Она наклонила его голову, рассматривая синяк на щеке.

Ограбить его?

Я удивлена, что его мама вообще смотрела на него достаточно долго, чтобы заметить синяк, не говоря уже о том, чтобы спросить о нем. Он мог бы легко рассказать ей правду, сдав меня и гарантировав, что я больше не смогла бы безнаказанно пробираться в Питтс — или, что еще хуже, добиться того, чтобы меня полностью выгнали. Я перевела взгляд обратно на него, когда открыла холодильник. Его лицо бесстрастно, когда она наклоняла его так и этак.

Мой желудок сжался, образ его, стоящего за моей дверью, так свеж.

Я не могла