Такие кладбища есть в каждом маленьком городке с большой историей – на нем перестали хоронить уже более полувека, и лишь время от времени отворяют старинные склепы. Да и то, если находятся дальние родственники, которые возжелают непременно упокоиться рядом с предками. Как правило, это достаточно богатые и одинокие старики, последние представители ныне угасших фамилий, которым все равно иначе некуда деваться. Старинный храм, построенный, наверное, лет четыреста, если не пятьсот тому назад, виднелся за деревьями, но вот уже миновало почти два десятка лет, как смолк колокол, и службы тут больше не проводились. Оставленное без надлежащего присмотра и даже без сторожа кладбище постепенно дичало. Над многими старыми могилами шелестели листвой клены, рябины, тополя. Могилы зарастали травой и бурьяном. На дорожки наползали плети ежевики и тянул колючие ветки шиповник, в трещинах каменных склепов пускали корни деревья, разрушая семейные усыпальницы, многие из которых уже были давно и прочно забыты.

Каменная, выкрашенная известью ограда была высотой примерно по пояс. По верху шел ряд кованых прутьев – решетка. Калитка с облупившейся краской была приоткрыта, да так и осталась распахнутой на проржавевших петлях.

Юлиан Дич стоял долго. Он пришел сюда уже в сумерках, но все равно какое-то время подождал, время от времени прислушиваясь к городским шумам. Городок постепенно затихал, но гость все равно медлил. Он не для того ехал через всю страну, чтобы спешить и делать ошибки.

Наконец вдали, на церковке, что стояла на площади у перекрестка, послышался мерный колокольный звон – там завершилась вечерняя служба. Негромкие мягкие звуки плыли по воздуху, и каждый невидимой волной ударял в грудь, вызывая странное чувство покоя. Молодой человек прикрыл глаза, несколько раз глубоко вздохнул, успокаивая разум. Когда с последним ударом соборных часов он распахнул ресницы, мир вокруг него изменился. Все стало черно-белым, мир окрасился во все оттенки серого. Предметы стали легкими, невесомыми и удивительно хрупкими, словно нарисованными на листах папиросной бумаги. Человек осторожно сделал шаг вперед. Калитка проскользнула мимо, словно была лишь декорацией, которую меняют на сцене театра.

Он тихо пошел по гравийной дорожке, которая уже начала зарастать по бокам. Стебли ползучих растений спешили погрести ее под собой. Многие надгробные плиты и ограды покосились, на них облупилась краска, некоторые покрывала ржавчина. Камни были покрыты пятнами лишайника и нашлепками мха. Сорная трава вставала стеной – редко можно было встретить могилу, где бурьян, крапиву и прочую траву убирали. Вялые кучи зелени валялись тут же, возле дорожки и между могил, отмечая те захоронения, о которых еще не забыли. Густо, мешая друг другу и переплетаясь ветвями, разрослись сирень, шиповник и терн. Тут и там высились стволы можжевельника, тиса, берез, кленов.

Юлиан шел медленно, как человек, который боится пропустить каждую мелочь. Он вертел головой из стороны в сторону, иногда приостанавливался и внимательно всматривался в серую муть летних сумерек.

На периферии зрения возникло цветное пятно. Юлиан осторожно повернул голову, фокусируя взгляд на женской фигуре в голубом платье старинного покроя. Такие были в моде где-то двести лет тому назад, причем даже не здесь, а в Ляхии. Да, точно. Двести лет назад как раз и прогнали ляшскую династию Мнишеков, короновав своего, российского царя, по материнской линии принадлежавшего к древней княжеской династии Рарожичей. Незнакомка стояла возле красивого надгробия, изображавшего коленопреклоненного ангела. Такие памятники тоже были следствием ляшского влияния. Склонив головку набок, молодая женщина наблюдала за человеком. Их взгляды встретились, и на лице незнакомки мелькнуло изумление. Юноша поклонился.

– Доброй ночи, – произнес он на мертвом языке.

– И тебе… Ты можешь видеть?

– И слышать. – Юлиан повторил поклон. – И мне вдвойне приятно видеть и слышать столь очаровательную особу.

– Благодарю за лестные слова.

Рядом задвигалась еще одна разноцветная тень, ярко выделяющаяся на сером фоне «обычного» мира – на сей раз пожилой полный мужчина в военном мундире, грудь которого украшали вместо орденов ярко раскрашенные жестянки. Видимо, родственники пожалели класть боевые награды в могилу вместе с прославленным покойником.

– Что вы здесь делаете? – воинственным тоном поинтересовался он.

– Кое-кого ищу, – любезно ответил гость.

– Ваш предок? – Тон военного несколько смягчился.

– Да. Почти. Боковая ветвь рода.

– Кто это? Я, кажется, всех здесь знаю…

– Ну уж и всех! – послышался третий голос, и старуха в темном платье и с длиннющей накладной косой на голове возникла на дорожке. – Вы были мальчиком, когда мои старые кости упокоились в фамильном склепе! Уж кому бы и знать, как не мне.

– Всех, сударыня, может знать только старейший из нас, – скромно промолвила молодая женщина. – Тот, чьи кости первыми легли в эту землю.

– Где он? – Юлиан с любопытством завертел головой.

Но хотя к ним за время беседы присоединилось еще несколько теней, они молчали и лишь качали головами, отказываясь вступать в разговор.

Военный и старуха одновременно сделали приглашающий жест, предлагая гостю пройти дальше по дорожке. Он последовал в указанном направлении. Несколько теней потянулись за ним. Жизнь на кладбище, как это знают многие, скучна и однообразна. И появление любого постороннего и просто нового лица – всегда яркое событие. Особенно на таких старинных кладбищах, где давно уже никого не хоронят и где все друг друга знают.

Призраки проводили человека до входа в старый храм. Еще недавно в нем совершали богослужения, но с тех пор, как кладбище закрыли, на площади завершили строительство нового собора, а на другом конце города появилось новое кладбище, кладбищенскую церковь забросили. Последний священник еще какое-то время продолжал молиться практически в одиночку – до тех пор, пока его бренные останки не обнаружили тут же, лежащими у алтаря, как-то по весне.

Его тень и теперь топталась у алтаря, готовясь к вечерне. Призрак устанавливал и зажигал невидимые свечи, раскрывал невидимый требник, набрасывал на плечи невидимую епитрахиль. Он сразу почувствовал появление посторонних и стремительно обернулся.

– Братья и сестры, – в голосе зазвучала неприкрытая радость, – вы пришли послушать проповедь о пользе…

Он осекся, заметив среди своих соседей по кладбищу живого человека. Тот спокойно подошел и опустился перед священником на одно колено, обнажив голову:

– Благословите, святой отец!

Призрак растерялся. С тех пор, как без малого тридцать лет назад его дух отделился от тела, он впервые слышал подобную просьбу. Покойники не так религиозны, как о них принято думать живым.

– У вас есть разрешение?

– А… – Юлиан несколько смутился, – это обязательно?