…Добрейшая Александра Степановна, сочувствуя печальной участи молодой женщины, проявила редкое великодушие: приняла чужестранку, а чуть позже и ее новорожденную дочь Наталию, в будущем Наталию Ивановну Гончарову, в свое семейство. Наталия осиротела рано, в шесть лет, и Александра Степановна заменила ей мать, уравняв в правах с родными детьми. Всю свою жизнь Наталия Ивановна вспоминала о приемной матери с чувством дочерней признательности.

Много позже именно Наталии Ивановне Гончаровой, урожденной Загряжской, и достанется по разделу между сестрами Екатериной и Софьей родовая ярополецкая усадьба.

В ней она проживет свои последние годы и будет похоронена в августе 1848 года, — неподалеку от имения, на кладбище Иосифо-Волоцкого монастыря.

В этот монастырь Наталия Ивановна каждый год пешком ходила на богомолье и проводила в молитвах и посте до двух недель. Щедрая прихожанка, она делала в монастырь богатые пожертвования. Набожной Наталии Ивановне и суждено было умереть здесь, в древних стенах, во время одного из паломничеств. Могила ее утрачена в тридцатые годы прошлого века — самые безбожные времена, в разгар борьбы с верой и церковью, когда по старым монастырским надгробиям в одночасье прошелся бульдозерный каток…

Безмолвны надгробные камни, и теперь уж никогда не узнать, где, на каком месте оплакивала свою потерю Наталия Николаевна…

В фамильной гончаровской летописи упоминается об одном необычном, почти мистическом случае — в спальне, куда вошла Наталия Ивановна, вернувшись из Москвы со свадьбы дочери, вдруг со стены сорвалось зеркало и разлетелось на мелкие осколки. «Не пройдет это даром!» — охнула Наталия Ивановна. Того печального предзнаменования она никогда не забывала, особенно уверовала в его силу, когда донеслась до нее горькая весть о гибели на дуэли поэта, ее зятя, которого она успела полюбить и привязаться к нему всей душой. Надев тогда черное траурное одеяние, она уж больше его не снимала…

В рукописном отделе Российской государственной библиотеки хранится альбом Наталии Ивановны, где на страницах ею собственноручно вписаны пушкинские стихи.

Любопытный исторический факт. Перед свадьбой Наталия Ивановна обещала выделить своей Таше в приданое двести ярополецких крестьян. Но потом, видимо, передумала. Благой материнский порыв так и не был исполнен.

…Некогда во дворце висел портрет трех юных сестер Гончаровых: Екатерины, Александры и Натали. Оставался он там и после революции, когда в доме разместилась сельская школа.

В этой школе до войны училась уроженка здешних мест Антонина Павловна Кожемяко, известная во всей округе благодаря созданному ей в Яропольце народному краеведческому музею. И как ни удивительно, но только в ее памяти и живут образы юных барышень, что приезжали сюда, в позапрошлом столетии, погостить к маменьке:

«На всю жизнь запомнила я общий портрет сестер Гончаровых. В овальной рамке, небольшого размера. На одной из сестриц было розовое кружевное платье, на другой — нежнозеленое, на третьей же — голубое.

Наряды так тонко были выписаны художником — складочки, рюшечки, кружева, — что мне хотелось распахнуть окно: казалось, что от ветра разноцветные шелка вдруг заструятся…»

Свидетельство более чем важное — ведь не сохранилось ни одного девичьего изображения Натали Гончаровой. Известен лишь ее детский портрет, заказанный дедом Афанасием Николаевичем, где безымянный художник запечатлел девочку в возрасте пяти-шести лет. Да еще — акварель кисти Александра Брюллова, где она — уже Наталия Пушкина, юная жена поэта. Временной разрыв в целых тринадцать лет!

Осенью 1941-го портрет сестер Гончаровых таинственным образом исчез. И по времени это печальное событие совпало с оккупацией Яропольца гитлеровскими войсками и разорением дворца. Что случилось с той акварелью: погибла ли она в пламени войны, или какой-нибудь немецкий солдат сорвал со стены красивую картинку и сунул в вещмешок? Как некогда была спасена из горящего Зимнего дворца миниатюра баронессы Ульрики… Быть может, в тихом немецком городке, в чьем-то доме висит на стене портрет трех безымянных сестер или положен в семейный архив вместе с наградами и солдатскими письмами как память о России и войне? Призрачная надежда. Но все же она есть…

Ведь та утраченная бесценная акварель хранила образ Натали Гончаровой, — той юной барышни, какой ее впервые увидел поэт.

Я думал, сердце позабыло

Способность легкую страдать,

Я говорил: тому, что было,

Уж не бывать! уж не бывать! Прошли восторги, и печали!

И легковерные мечты…

Но вот опять затрепетали

Пред мощной властью красоты.

A.C. Пушкин

День встречи поэта и его избранницы, — какими странными, непредсказуемыми путями вела к нему судьба! Если заглянуть в историю рода Пушкиных-Гончаровых, то представится величественно-трагическая картина.

День этот предопределен всем ходом истории — не только русской, но и общемировой. Не притязания бы Османской империи к землям Черного континента, так и остался маленький Ибрагим в Абиссинии, в отчем доме, а не стал бы заложником турецкого султана. А значит — не привезен бы в Россию, в подарок русскому царю Петру I!

Должен был прибыть в Киев ко двору великого князя Всеволода II Ольговича далекий предок поэта серб Ратша, граф Савва Рагузинский доставить из Константинополя в Москву арапчонка, засидевшаяся в девках Мария Пушкина выйти замуж за сына царского арапа, гетман Петр Дорошенко потерпеть поражение и попасть в плен к московскому царю, генерал Иван Загряжский похитить лифляндскую баронессу, калужский купец Афанасий Гончаров построить полотняные заводы, его правнук Николай встретить в Петербурге красавицу Наталию Загряжскую, а подпоручик лейб-гвардии Измайловского полка Сергей Пушкин увлечься «прекрасной креолкой»… И будто бы все эти разновеликие события — интриги, похождения, злодейства, царствования, войны — имели собой одну-единственную цель: привести Александра Пушкина и юную Наташу Гончарову на Тверской бульвар в дом Кологривовых.

Из двадцать первого столетия, как из космической выси, легко созерцать и оценивать чьи-то далекие чужие жизни, их причудливую вязь во времени и пространстве.

Каким необычным был для Пушкина год 1828-й от Рождества Христова! Сколь много вместил он в себя любви и творческих озарений, отчаяния и призрачных надежд на счастье. А начинался год под знаком любви к Аннет Олениной. В честь её слагались будущие шедевры пушкинской лирики, на рукописных страницах мелькали то ее головка с ниспадавшими локонами, то перевитые лентами маленькие ножки в бальных туфельках… Нет, не судьба… Гостеприимное оленинское Приютино не стало родным для поэта. Крушение надежд, мечтаний… «Я пустился в свет, потому что бесприютен». И вновь мучительные подспудные поиски своего Дома, желание жить и «познать счастье».