В лежащей на столе телеграмме он аккуратно отклеивает ленточку с датой. Переворачивает цифру «6». Становится цифра «9». То есть прилёт уже не шестого июля, а девятого.

Жора потирает руки и ехидно:

– «Хлопец помолится, глаза у него откроются…». Вот им! Через три дня они своего пацана поедут встречать. А мы, наоборот, завтра! Бытие, Федя, определяет сознание. У всех дочки! А у нас дочек нет. И жён тоже. Последняя два года назад… Так что выгода у нас будет своя! Как там в этом фильме «Эврибади форевер». Мы им «Кид» и «непинг!». У них в Америке этот бартер на каждом углу. Уже и захватывать некого.

Вдруг звонок мобильного телефона. «Гангстеры» сначала пугаются. Потом Жора идёт на звук. Лезет в чемодан Гороховского и извлекает его мобильный телефон.

– Ох, эти евреи! – качает головой Жора. – Ведь «мобильник» для того, чтобы его всё время с собой таскать! Потому что позвонить могут в любое время.

Он кладёт телефон к себе в карман. Снимает со стенки цветную фотографию Исаака, внука Финкельштейна. Оба хулигана пристально вглядываются в неё, выходят.

Площадь перед сельской гостиницей. Вечер.

После молитвы возвращаются к себе в гостиницу наши хасиды.

Жора и Федька стоят у входа возле видавшей виды старенькой автомашины «Жигули» и вежливо, хором:

– «Гуд ивнинг»!

Хасиды кивают в ответ.

Двор и хата механизатора. Вечер.

Механизатор Петро Онищенко и его помощник Микола идут по двору к хате.

– Главное, Микола, нестандартный подход, – поучает юношу механизатор Онищенко. – Вот смотри, все кинулись к «училке» Золотаренко. Завтра на плакатах сплошное «Welcome!». А так, чтобы мозги включить?! Да, американец! Но! Раз еврей. Хасид! – Он с предосторожностью, чтобы никто с улицы не прочитал, отворачивает сохнущий у стенки плакат. Там на идише: «С приездом!». – Во!

Видишь, – идиш! А два! Хлопец учился в Иерусалиме. Ну, на этого… знатока Торы. Значит, что? Иврит! Мы ему в лоб «Шелом»! – отворачивает другой, сохнущий у стенки, плакат. На нём, на иврите, написано «Шалом!». – Плюс к этому мы это всей семьей хором озвучим: «Шелом Алайхам!»

– «Шалом Алэйхем»,[63]папа! – поправляет Тарас, десятилетний сын механизатора, который тут же, сверяясь по бумажке, аккуратно выводит на очередной фанерке эти слова.

– О, пацан! Весь в меня! – смеётся механизатор Петро. – Но самый «шалом», Микола, в другом. Все девки как? По моде! То есть грудь «до пупэ», юбка до… Дуры! Он же хасид! Ему ж этого тела много видеть не положено. Он привык к…

Механизатор открывает дверь в дом.

Там в комнате перед зеркалом в длинном красивом платье с рюшечками стоит дочка Элеонора. Вокруг неё суетится, подшивая оборочки, жена механизатора Маруся. При этом она сверяет работу с фотографией.

– Вот. Это реб Гутман на время одолжил. – Механизатор показывает фотографию Миколе. На фото семейство хасидов. В центре Гутман и его жена. Вокруг десяток детей.

– Ну, мы, конечно, не по его жене сверяем. Размер не тот.

А вот его старшая дочка…

– Ну да. Буду я, как ёлка, – кривится Элеонора, но видно, что платье ей нравится.

Микола замирает в восторге, любуясь девушкой.

– А ещё я шляпку разыскал в районе, – хвастается механизатор Петро. – А ну, Элька натягивай!

– Ага. Шляпка. Оборочки. И куча детей, – надевает шляпку Элеонора.

– А как иначе, дочка! Ведь ты думаешь, что замуж выходят только чтобы снять родительский секс-контроль! Шлёп печать в паспорте! И вперед на блядки!

– Ну, папа…

– Да! Не хрен темнить, доня. Дело молодое. Помню, плюнешь, зашкварчит.[64]Вот скажи папе, чего люди женятся?

– Ну… Потому что любят друг друга.

– Любят. А что это значит «любить»?

– О! Расскажи… – вмешивается в разговор жена механизатора Маруся.

– Расскажу! Вот ты, Микола… Что такое «любовь»?

– Это, это… Это любовь, дядя Петро! – распирают Миколу чувства.

– Э-э-э! Слушай сюда, хлопец. Любовь – это когда именно с этим человеком хотят иметь детей. Конкретно! С этим! И не с кем другим.

– Да-а?! – вдруг что-то щёлкает в голове Элеоноры.

– Да, дочка! И когда я твою маму сватал…

– Ты знаешь, папа, а я уже согласная замуж.

– Во! Я ж говорил, главное – психологическая установка!

– И хочу я замуж за Миколу! – кричит Элеонора.

Микола замирает.

– За Миколу? Это с какой стати? – удивляется механизатор.

– Потому что хочу детей только от Миколы!

– И когда же ты, доня, это решила? – с подозрением спрашивает жена механизатора Маруся.

– А сейчас!

– Ты, дочка, не дури! Обойдёмся без сюрпризов! – повышает голос механизатор Онищенко.

– Папа! – Элеонора хватает за руку Миколу. – Мама!

– Дядя Петро! Вы ж меня знаете! – волнуется Микола.

– А я никогда не был против твоей кандидатуры, Микола. Золотой ты хлопец. Но на сегодня в моём плане Микола Поперечный не значится.

– Так я всю жизнь по Элеоноре сохну!

– Ну, про это все село давно знает. Это ж только у неё, дурочки, наконец-то в глазах развиднелось.

– Так уже ж развиднелось! – волнуется Элеонора.

– Поздно, доня! Другая у меня схема. На миллиардера выходим… Можно сказать, пикируем. Так что предложение твоё, Микола, не принимается.

Элеонора рыдает. Микола выбегает из хаты.

Нью-Йорк. Аэродром. Ночь.

У трапа небольшого частного самолёта мистер Розенберг, его невестка Рива и внучка Бекки.

– Дед, но мы же собирались в Париж. А мама говорит… – удивляется Бекки.

– Сладкая моя, Париж никуда не убежит! – говорит Розенберг, – а такую возможность упускать глупо. Открыли могилу цадика. Ещё никто ничего не знает. Потом толпы будут. А вы первые… – Он целует внучку в щёчку. Девушка проходит в самолёт. – А он говорит невестке: – Рива, детка! Я тебе доверяю больше, чем своему сыну. Он охламон, а ты умница. Самое главное не проявиться раньше времени. И «ша»! Девочке эти «майсы» про чудеса не нужны. Вот как я сказал… «Посещение святого места». Фактически вы утром прилетаете, вечером улетаете. Там вас встречают надёжные люди.

Мама Рива поднимается по трапу. Оглядывается и спрашивает, перекрикивая шум заводящихся двигателей самолёта:

– А если… Ничего не случится?