15 июля 2003 года я стала женой Ника. Мы оформили и брачный контракт, по которому я ни в коем случае не могла претендовать на движимое и недвижимое имущество мужа. Но Ник был очень щедр. В период совместного проживания он обязывался содержать меня и, кроме того, ежемесячно выплачивать определенную сумму денег, равную чуть ли не годовой моей учительской зарплате. В случае развода, не важно по чьей инициативе, моя компенсация также выглядела очень значительно.

По идее в этом месте повествования должно было бы находиться описание свадьбы.

В день подачи заявления в ЗАГС Ник спросил меня, как бы мне хотелось отметить праздник молодой семьи – ячейки общества? Я сказала, что поездкой за границу – в Париж, например. Будущий муж развел руками: он не мог бросить ресторан в летнее время. На крыше «Джаза» открыта летняя площадка с бассейном, для посетителей организована специальная шоу-программа, в которой примут участие диксиленды и джаз-банды со всего юга России. За всем этим вертепом надо следить. А пока народ будет развлекаться наверху, внутри здания будет проведен частичный дополнительный (ведь ресторан был открыт совсем недавно) ремонт – в санузлах и на одной из трех кухонь.

Раз такая песня, сказала я, пусть тогда это будет очень скромная свадьба. Втроем.

Событие мы отпраздновали в «Джазе», как раз после того, как в баре «Хемингуэй» закончился косметический ремонт. На скромном мероприятии, естественно, присутствовал и Митька. Ему недавно исполнилось десять лет, его рыжие вихры отросли, его локти и коленки цвели ссадинами и синяками, а на мордочке лучилась счастливая улыбка. Мне было невообразимо приятна его радость, хотелось схватить его и крепко чмокнуть в смешной нос, усеянный веснушками.

Посередине вечера он с таинственным видом полез в карман и достал брелок для ключей – раскоряченного, как паук, Спайдермена.

– Это свадебный подарок, – сказал он, протягивая мне на ладони красно-синего уродца.

– Митька… – Подарков я не ожидала и смутилась, как невеста. – Спасибо!

Мальчишка хихикнул и дурацким голосом пискнул:

– Горько!

Ник поморщился, как я себе представила, только от одной мысли, что со мной можно поцеловаться. И небрежно сказал:

– Это моя мать водила его на свадьбу. Сын ее знакомой женился. Митька, хватит глупости нести.

Митька на мгновение осекся, растерялся, но вскоре переключился на роскошный чизкейк и успокоился.

В дом Ника я перебралась примерно спустя неделю. Увидев дом впервые, я испытала странное чувство – смесь восторга и разочарования. Восхищение вызывало само здание, а разочарование – мысль о моей к нему непричастности. Сухарев купил недостроенное здание сразу после первой женитьбы, соблазнившись, как мне кажется, внешним видом и расположением постройки. При первом взгляде на дом почему-то казалось, будто он старинный, хранящий множество семейных историй.

Восхищали его точные пропорции и классическая, но не скучная симметричность. Если бы у меня спросили о характере дома, то я бы сказала, что есть в нем чувство собственного достоинства. Здание было двухэтажное, отделанное светло-терракотовым облицовочным камнем, который в ясные дни был почти белым, а в сумрачную погоду и на закате, казалось, светился изнутри розовым теплом. Красную крышу украшал фронтон в форме арки и декоративные белые столбы, увенчанные каменными шарами.

Почти за десять лет во дворе выросли сливовые и вишневые деревья. Весной, когда они зацветали, двор наполнялся сладчайшими ароматами, от которых даже щемило сердце.

Вход в дом, правда, был с обратной стороны, отчего всегда казалось, что парадная дверь не для тебя. Зато внутри помещения это чувство быстро исчезало. Лестница на второй этаж располагалась за панорамным, на оба этажа, окном, и поэтому холлы всегда были полны света. Возможно, из-за этих больших окон, рамы которых были сделаны не слишком качественно, в доме водились сквозняки. Лестница и деревянные полы второго этажа отчего-то скрипели. Звук этот часто будил меня посередине ночи, но никто из жителей дома по ночам не бродил.

Обустроено наше жилище было безобразно. Первый этаж, где у нормальных людей находится уютная гостиная, кабинет хозяина, столовая и кухня, у нас был почти заброшен. Две комнаты были даже не отремонтированы и поэтому заперты. Кухней мы пользовались, там стояла красивая дорогая мебель из натурального дерева, плитка, холодильник и стиральная машина. Большинство знакомых Сухарева, избалованных дизайнерскими проектами и роскошными ремонтами, удивлялись такой бесхозяйственности. Ник пожимал плечами и говорил, что не в дизайне счастье.

Под домом был большой просторный подвал. Его вполне можно было использовать для бильярдной, тренажерного зала или винного погреба, но у Ника до обустройства всего этого руки не доходили.

Говорят, что дом всегда похож на своего хозяина, только вряд ли так можно было бы сказать о Сухареве и его доме. Даже самого святого для мужчины – гаража – у Ника не было. То есть изначально он планировался, но Сухареву пришлось принести это помещение в жертву идолу тепла – газовому котлу. Ник опасался ставить котел на первом этаже или в подвале. Как я уже знала – его опасения не были безосновательны: дом его тещи сгорел несколько лет назад, и тот пожар был как-то связан со смертью первой жены Сухарева – Оксаны.

В собственном доме Сухарев только ночевал и иногда проводил несколько часов перед телевизором, потягивая коньяк и беспрерывно дымя сигаретами. Ну и нетрудно догадаться, что настоящим домом для Сухарева был его «Джаз».

Примерно до октября 2003 года я чувствовала себя в этом доме почти счастливой. Много что мне мешало и портило нервы – об этом после, а в целом было хорошо. Я занималась Митькой, его уроками, его кружками, секциями и дополнительными занятиями. Каждые выходные мы ходили на роллердром, в тир, в кафе – словом, были почти неразлучны.

Отдавая девяносто процентов своего времени пасынку, с его отцом я встречалась не так уж часто. Он уходил утром очень рано, а возвращался довольно поздно. Чаще всего мы виделись в «Джазе», куда я привозила Митьку обедать. Разговаривали мы в основном о Митьке.

Несколько раз за лето 2003 года Ник брал меня с собой на вечернюю шоу-программу, которая проходила на открытой площадке в «Джазе».

Однажды в середине августа в «Джаз» приехал известный саксофонист Кирилл Мирингоф. Его сопровождал собственный оркестр, но в конце концерта Кирилл решил сыграть свою версию «Когда святые маршируют» и пригласил за рояль Сухарева. Ник не стал ломаться, а быстро пересек зал, поднялся на сцену, кивнул пианисту, уступившему ему место за инструментом, и на пару с Мирингофом отжег на все сто. Потом встал, жестом поблагодарил саксофониста и спрыгнул с сияющей огнями сцены в темноту зала.

Люди за двадцатью столиками в зале визжали от восторга. Они требовали возвращения Сухарева на сцену, но он уже сидел рядом со мной. Осветитель направил на нас прожектор. Я смутилась, а Ник вежливо улыбнулся, помахал рукой и скрестил запястья, обозначая стопроцентный отказ играть снова. Мирингоф продолжил концерт, а я навсегда запомнила, как Сухарев выглядит за роялем.