круглыми щитами сверху. Длинные копья в четыре ряда густой острой щетиной встали перед щитами. В семи следующих рядах встали пехотинцы — лучники.

Атакущие дружинники князей увидели перед собой стены двух гуляй-городков, и устремились в проход между ними, вслед за удравшими туда конными стрелками.

Преследующие конных стрелков дружинники, проскакав версту по полю, тоже стянулись к центру позиции владимирцев, и, к тому же, растянулись в длину. Самые азартные на самых быстрых конях выдвинулись вперед, так, что их построение из шеренги превратилось в клин, подобно свиному рылу.

Ну надо же, подумал Юрий-старший, ну вылитые немецкие рыцари. Те тоже любили «свиньей» атаковать. Эти посторонние мысли не мешали ему внимательно следить за ходом битвы.

Как только голова «свиньи» втянулась в проход, Юрий дал новый приказ. Звонарь под наблюдательной башней ударил в колокол.

Стоявшие наготове с зажженными фитилями в руках канониры одновременно поднесли фитили к запальным полкам орудий.

46 пушек и гаубиц одновременно изрыгнули длинные снопы пламени, прямо в лицо атакующим княжеским конникам. Оглушительный гром качнул наблюдательную башню. От этого грохота даже сами артиллеристы в испуге присели. До этого им ни разу не приходилось стрелять залпом из всех орудий. Пушки и гауфницы раньше стреляли только поодиночке.

Пехотинцы в гуляй-городе и на флангах попадали на колени и в испуге начали креститься. Лошади дружинников, стоявшие на позиции дальше всех от пушек шарахнулись в сторону и испуганно заржали. Всадникам с трудом удалось их успокоить. Все поле перед гуляй-городом заволокло дымом.

Но, хуже всех пришлось дружинникам коалиции князей. Многие из них не успели ничего осознать. Вспышка пламени в лицо — и конец. Многим пришлось еще хуже. Железные и чугунные ядра пушек пробивали навылет до десятка всадников. Разрывали на части тела коней и людей. Отрывали ноги, руки, головы. Рвали на части туловища. Истошно вопили раненые кони и люди. Это была натуральная скотобойня.

Тем, кто попал под картечь гауфниц, пришлось полегче. Круглые свинцовые ядрышки размером с перепелиное яйцо при попадании в голову разносили череп на куски. Пробивая кольчуги, наносили страшные глубокие раны. Перебивали руки и ноги коням и воинам. Поскольку гауфницы стреляли с небольшим углом возвышения, картечь летела далеко, доставая сверху даже задние ряды атакующих. Каждая гауфница поражала все живое перед собой на поле в пять саженей шириной и полсотни саженей в глубину. Даже если картечь на излете не пробивала панцирь, одетый поверх кольчуги, она наносила такой удар, что панцирь вминался внутрь, ломая ребра и кости

Лучники из гуляй города и из пехотных полков опомнились, и повинуясь командам десятников с максимальной скорострельностью посылали бронебойные стрелы в облако дыма, из которого доносился леденящий душу вой и вопли раненых. Всех командиров — десятников и более старших накануне битвы предупредили, что князь применит против новгородцев огнебойное громовое оружие огромной силы. Так что, командиры были в какой-то степени подготовлены к тому, что они увидели. Но, именно такого, не ожидал никто.

Между тем, артиллеристы не мешкая ни секунды, приступили к работе. Откатившиеся назад орудия пробанивали, засыпали и трамбовали пороховой заряд, проталкивали в стволы пыжи, ядра и туеса с картечью. Открывшиеся в гуляй-городе после отката орудий амбразуры, пока артиллеристы работали, перекрыли щитами и копьями пехотинцы. Впрочем, никто их не атаковал.

Полсотни конных дружинников, которые успели проскочить в проход между крепостицами до залпа, оглушенных и растерянных, быстро нашпиговали стрелами с двух сторон со стен обоих городков.

Дующий с запада утренний ветерок стал относить постепенно рассеивающееся облако дыма в сторону леса. Из всех очевидцев, только Юрий-старший был готов к тому, что увидели сначала военачальники с башни, а затем и все остальные.

Сквозь рассеивающийся дым глазам Юрия и Пантелея предстала впечатляющая картина. Перед фронтом гуляй-города все поле было усеяно трупами людей и лошадей. Повсюду бились раненые кони и пытались отползать назад раненые люди. Уцелевшие всадники в полной растерянности топтались на месте, по всей видимости, оглушенные. Десятники и сотники размахивали руками и мечами и пытаясь что-то приказывать. Их никто не слышал и не слушал. Даже у стоящего на башне Юрия сильно звенело в ушах. Он не слышал что-то возбужденно говорящего ему Пантелея. Наконец до него дошло, что Голова предлагает атаковать деморализованного противника всеми полками легкой конницы. Слух постепенно восстанавливался.

Юрий решил подождать с атакой. Нужно было подставить под удар артиллерии еще и новгородскую пехоту. Иначе было не избежать больших потерь.

Мстислав Удатный недаром считался лучшим воеводой Руси. Впрочем, он находился вдалеке от стен гуляй-города, за строем быстро наступающей пехоты, и не мог в полном объеме оценить, что произошло впереди. Он слышал гром, видел облако дыма и слышал многоголосые вопли. Он решил, что Юрий использовал греческий огонь, который применяли раньше византийцы. Тем не менее, он приказал протрубить коннице отход, а пехоте перейти на бег. Конечно, пехотинец в броне мог бежать только трусцой, а никак не рысью.

Тем не менее, новгородцы, разозленные голодовкой, которую устроил им Ярослав, не утратили боевой дух и рвались в бой. Князья услышали, наконец, сквозь звон в ушах, сигналы к отходу конницы, которые подавали трубачи Мстислава, увидели накатывающуюся на них с тыла пехоту и начали отводить расстроенные конные полки на фланги.

К моменту подхода новгородской пехоты на сотню шагов артиллеристы были готовы. Ударил колокол, по сигналу грянули орудия. Поверх побитой конницы легли побитые пехотинцы.

— Вот теперь — пора! — Сказал Юрий Пантелею. Взревели трубы. Забил набатом колокол. Иначе оглушенные пушечной пальбой воины могли не услышать. Пехота освободила центральный проход. В него устремилась тяжелая конница. Сорок пять всадников в шеренге и двадцать рядов в глубину. Первые шеренги с длинными тяжелыми копьями наперевес.

С обоих флангов устремились вперед полки легкой конницы. За ними и полки конных стрелков. Пехотные полки тоже бодрым шагом двинулись вперед вслед за конницей.

Как и ранее конница, после артиллерийского залпа оглушенная пехота в замешательстве встала. В этот момент, сквозь еще не рассеявшийся дым в разорванный ядрами и картечью пехотный строй врезался полк тяжелой конницы и прошел его, как горячий нож сквозь масло.

Полки легкой конницы врезались в понесшие большие потери и скучившиеся на флангах расстроенные княжеские дружины. Пошла рубка на мечах и топорах. Княжеские дружины начали отступать.

Мстислав Удатный бросил в бой свой резерв. Во главе своей дружины он ударил в лоб по прорвавшей пехотный строй тяжелой коннице Ивана. Всадники Ивана были вооружены лучше большинства дружинников Удатного, но, тех было больше. Бой был тяжелым. Тем временем полки легкой конницы опрокинули остатки дружин Константина и Смоленского князя, и охватили с флангов дружину Мстислава. С тыла его атаковала легкая конница, густо засевая стрелами дружинников Мстислава. Может Мстислав Удатный и не был самым лучшим полководцем, но вионом он был не превзойденным.

С десятком личной стражи, с огромным топором в руке, он прорубился сквозь ряды легкой конницы, затем сквозь конных стрелков и пустился наутек с поля боя, вслед за дружинами Константина, Смоленского и Псковского князей. Полки легкой конницы и полки конных стрелков устремились в преследование, вырубая отстающих. Стрелы конных стрелков, пущенные навесом, ранили коней, кони теряли скорость, легкая конница рубила отставющих.

Пехотные полки окружили большой полк новгородской пехоты. Стрелки из гуляй-города засыпали новгородцев стрелами, но, те продолжали упорно сопротивляться.

По команде Юрия, владимирские пехотинцы расступились перед стеной гуляй города, открыв строй новгородцев артиллерийскому огню. Пушки и гауфницы дали еще один залп. В упор. По плотному, прикрывшемуся щитами строю.

Когда дым рассеялся, остатки новгородцев сдались.

Разгром княжеской коалиции был полным. Точно таким же, каким был известный Ивану Васильевичу разгром владимирского войска в Липицкой битве.

Преследование бежавшего с поля боя противника продолжалось до темна. Уйти удалось не многим. Все же кони стрелков уставали меньше, чем кони одоспешенных всадников. Оторваться от конных стрелков дружинники не могли. Их настигали и расстреливали издали, не позволяя вступить мечный бой.

Три дня владимирское войско оказывало помощь раненым, хоронило своих убитых, считало потери,