— Конечно нет. — Инспектор сел в резное, похожее на трон кресло с высокой спинкой. — Думаю, он не в том состоянии, чтобы его это волновало. К тому же он явно нездоров.

— Ничего необычного. Я хочу сказать, это не совсем болезнь, скорее нервная реакция. У него всегда начинаются мигрени и страшно болит голова, когда он волнуется. В таком состоянии Леонардо не выносит ни света, ни шума, и говорить с ним бесполезно. Я могу ответить на все ваши вопросы.

Он отметил про себя, что девушка не пытается извиниться за свое исчезновение из офиса, а ведь он просил ее подождать. Возможно, она его не поняла. В любом случае, хотя она и не заворачивается в плед, как ее брат, необходимо помнить, что она также расстроена. Несомненно, она более сильная личность. И держится гораздо лучше.

— Но разве не существует какого-нибудь лекарства?

— Лео помогает только специально составленная смесь из болеутоляющих, и нужно вызывать врача, чтобы сделал ему инъекцию. Но дело в том, что после инъекции он около пятнадцати часов проводит практически без сознания. Поэтому сейчас Лео не хочет этих уколов: боится заснуть. Он не отходит от телефона. Это просто нелепо, ведь я же здесь!

— Действительно. Попробуйте уговорить его. Да и в том, чтобы вы сидели у телефона, необходимости нет. Никто вам сюда не позвонит, потому что линия прослушивается.

— Телефон прослушивается? Уже? — Она продолжала крутить кольцо на пальце, бриллианты ярко вспыхивали, так же, как и ее встревоженные глаза.

— В таких случаях телефон всегда прослушивается с самого начала, и похитители вашей матери не могут об этом не знать. Какой милый столик. Он принадлежал вашему отцу?

— Да, а еще раньше — деду. Мой отец оставил его мне. Можно было бы ожидать, что он оставит его Леонардо, но я была его любимицей. Вся мебель здесь принадлежала моему отцу. Это была его комната.

Графиня, надо полагать, вряд ли захотела бы держать столик у себя после всего, через что заставил ее пройти супруг, а у дочери, по словам Джорджо, было сильно развито чувство семейного долга. Теперь инспектор понимал, почему белизна гостиной показалось ему странной. Комнаты в палаццо эпохи Ренессанса должны выглядеть, как эта, и быть обставлены мебелью того времени, а гостиная была выдержана в строгом стиле и выглядела очень современно. Несомненно, для графини продажа антикварной мебели была одним из способов продержаться на плаву. Бедная женщина! Наверняка прошло немало времени, прежде чем она смогла позволить себе всю эту современную белую обстановку.

— Синьорина, вероятнее всего, похитители вашей матери постараются связаться с вами и вашим братом, передав написанное ею письмо. Оно почти наверняка будет адресовано близкому другу семьи. Этот человек, Патрик?…

— Хайнс. Он прилетает из Лондона завтра вечером. Я встречу его в аэропорту.

— Хорошо. А то, что он завтра прилетает, было условлено заранее? Ваша мать ожидала, что он будет здесь?

— Нет, на показ в Милане он не должен был прилетать, потому что еще очень многое предстоит сделать для недели моды в Нью-Йорке.

— Значит, к нему она не обратится. Кто ее ближайшая подруга?

— Не знаю. У нее много друзей, но я сто раз твердила ей, что она не уделяет им достаточно времени, потому что слишком занята своей работой. Они постоянно зовут ее на обеды и пикники, а она так редко принимает приглашения! Она чуть ли не дорожку протоптала между офисом и мастерской внизу. Каждому ясно, что это не идет на пользу ее здоровью. Не знаю, кому она могла бы написать, а если этот кто-то передаст письмо не мне, а Леонардо, то мы точно не узнаем, что происходит.

— Давайте решать проблемы по мере их возникновения. Надеюсь, мне удастся с ним поговорить. А когда ему станет лучше, вам обоим необходимо хорошенько подумать и составить три вопроса, ответы на которые может знать только ваша мать. Нам надо убедиться, что она жива.

— Вы хотите сказать, что ее может уже не быть в живых? Вы это имеете в виду?

— Не терзайте себя. Это маловероятно. Сейчас в их интересах сохранять ей жизнь и здоровье.

Намереваясь отвлечь ее от мрачных мыслей, он сказал, кивая на стену:

— Превосходные фотографии! Все до единой. Скоро волнения останутся позади, и вы будете улыбаться, как на этих снимках, вот увидите. Мы вам поможем. Это вы верхом на лошади?

— Да. Но верхом я больше не езжу… А эта фотография, где я в балетном платье, моя любимая. Она была сделана в прошлом году. Я вынуждена была бросить танцы из-за занятий в университете.

— Поразительно, как схвачен момент. Да она с автографом!

— Да, это подпись фотографа Джанни Таккола. Он хорошо известен во Флоренции. Он экспонирует мои фотографии на выставках, а эту подарил мне. Он использовал слово, которое вы употребили — «поразительная», и сказал, что рад тому, что я не стремлюсь быть моделью, как Оливия, потому что ни одно агентство не стало бы заключать со мной контракт. Люди замечают меня, а не мою одежду. А модель должна достаточно хорошо выглядеть, однако она лишь движущаяся вешалка для пальто, не более. Я немного работала моделью, помогая Оливии, но меня это и в самом деле не интересует… Мы не справимся! Мы не сможем справиться без нее!

— Постарайтесь успокоиться, все будет хорошо. Мы вернем ее домой. Вы все правильно сделали, но нам и в дальнейшем будет необходима ваша помощь. — И инспектор вновь попытался отвлечь ее. — Пожалуйста, соберите какую-нибудь одежду Оливии, ту, что она носила и которую еще не успели постирать. Вы понимаете, зачем это?

— Конечно. — Она поднялась, подошла к изголовью кровати и нажала на звонок. Через минуту раздался легкий стук в дверь, и вошла служанка-филиппинка.

— Да, синьорина, — сказала она, шмыгая носом. Ее щеки все еще были мокрые, она и не пыталась сдержаться или скрыть слезы.

— Отведите инспектора в комнату моей матери и дайте ему то, что он попросит.

Инспектор нахмурился:

— Будет лучше, если вы тоже пойдете.

— Я хочу посмотреть, как там Лео.

— Разумеется…

Ничего не оставалось, как последовать за заплаканной служанкой, которая повела его до конца темно-красного коридора. Поднявшись по двум серым ступеням, они оказались в последней спальне. Как он и ожидал, комната была полна света и воздуха. Здесь тоже были фотографии в серебряных рамках — почти стен не видно, — и на всех были сын и дочь. На одной или двух они были сняты вместе, еще маленькими. Инспектор рассмотрел их поближе. Никогда в жизни он не видел таких красивых детей. Неудивительно, что графиня так часто их снимала. Одна черно-белая увеличенная фотография выделялась среди цветных — дочь в тонком балетном платье, от нее будто свет исходил, а фон фотографии казался иллюзорным, размытым. Этот снимок явно был сделан недавно.

— Синьорина занимается балетом?

— Балет давно. Сейчас не танцевать. Сейчас сдавать экзамены. Университет. — Служанке удалось справиться со слезами.