Отжимаясь в очередной раз, она лишь фыркнула.

– Мне нравится быть в хорошей форме, – ответила она, стараясь не реагировать на его укол.

– В хорошей форме для чего? – вскинул он темную бровь с насмешливым любопытством. – Не думаю, что это так необходимо для интимного общения с моим отцом.

– Вы отвратительны.

Он хрипловато рассмеялся.

– Какое праведное негодование! Впрочем, должен заметить, я еще не составил о вас окончательного мнения. – Тео шагнул к ней и, прежде чем она сообразила, что он собирается делать, перебросил ногу через доску и спокойно уселся на ее бедра, накрепко приковав к доске своим телом. – Совсем не то что мой драгоценный кузен Гиоргиос. Вот кто никогда не испытывает сомнений!

– Мне наплевать, что он испытывает! – воскликнула Меган. Невозможно было сохранять достоинство, лежа вниз головой на наклонной доске и глядя на собеседника снизу вверх.

– Еще бы! – И он принялся лениво чертить кончиком пальца окружности на ее плоском животе, обтянутом купальником. – Ему с вами не справиться. Я же могу быть гораздо более опасным, впрочем, я вас уже предупреждал. Но вы предпочли рискнуть. Так что за последствия вам некого винить, кроме себя самой.

Он чертил все более и более широкие круги, пока словно нечаянно не коснулся мягкой возвышенности ее грудей. Его глаза неотрывно следили за ее реакцией, и девушка неловко заерзала на доске, пытаясь отодвинуться от него и подавить в себе предательское возбуждение. Но, несмотря на ее старания, грудь, обтянутая тугой лайкрой купальника, уже казалась горячей, а нежные соски набухли, изнывая в предвкушении мужской ласки.

– А как же… Элени? – спросила она прерывистым голосом.

– Крошка Элени, моя девственная невеста, если, конечно, тетушка София сумеет добиться своего. Должен признаться, в этом ее намерении есть свои прелести. Не то чтобы я испытывал какую-то тягу к девственницам. Лично я предпочитаю женщин, похожих на мое вино, – более зрелых, с восхитительным привкусом… Знаете, таким чуть терпким… возбуждающим…

Его палец лениво описывал плавные круги вокруг ее грудей, все мучительнее приближаясь к туго сжавшимся пикам, которые теперь так четко и приглашающе вырисовывались под синей лайкрой. Какая-то часть ее ненавидела этого мужчину, но другая часть осознавала, что, стоит ей только приказать ему остановиться, он так и поступит. Но, к своему стыду, она не хотела, чтобы он прекращал. И когда его ладонь неторопливо коснулась ее соска, словно удар тока пронизал все ее тело, и дыхание у девушки перехватило. Он негромко рассмеялся, накрыл ладонями ее сладко ноющие груди и принялся ласкать их пальцами. Наслаждение было таким острым и чудесным, что Меган невольно выгнула спину крутой дугой, подаваясь вперед и пытаясь теснее слиться с его ладонями. Ее голова откинулась назад, и какое-то подобие невнятного звука – полупротест, полупросьба – сорвалось с губ. Он наклонился над ней, прижался горячими губами к беззащитному изгибу ее шеи, нашел крошечное местечко за мочкой уха и провел линию обжигающих поцелуев вниз, к чувствительному и нежному плечу.

Он дразнил ее, мучил, возбуждал в ней жажду с поразительной опытностью и искусством, а сам оставался холодным и отстраненным. Но вдруг Меган почувствовала, как стальной самоконтроль начал давать трещины. Тео пробормотал какое-то резкое, невнятное слово на греческом, его ладони напряглись, сжались, их мучительная и сладкая ласка стала почти грубой, и девушка ахнула и застонала, когда он ущипнул нежные, возбужденные соски, сильно сжал их и принялся перекатывать между пальцами, вызывая в ней жгучее наслаждение. Выгибаясь под его руками, Меган с острым удовлетворением поняла, что обладает достаточной властью, чтобы он потерял голову.

– Черт бы тебя побрал, – выдохнул он, обжигая горячим дыханием ее щеку. – Откуда ты такая взялась – из рая или из преисподней? Ты провоцируешь меня своим острым язычком и дразнишь холодными улыбочками. Я хочу тебя и не обрету спокойствия, пока не овладею тобой…

Его голова снова склонилась над ней, и его губы впились в нее в таком бешеном и жадном поцелуе, что ее губы раскрылись в беспомощной капитуляции и подчинились движениям его языка, исследующего каждый сладкий, секретный уголок. Он стянул бретельку купальника с ее плеча, обнажил одну грудь и стиснул пальцами. Своим телом он крепко прижал Меган к доске, заставляя ее бедра раздвинуться, двигаясь так, словно они уже занимались любовью…

– Тео?..

Голосок Элени, донесшийся из коридора, заставил их мгновенно отпрянуть друг от друга. Пробормотав приглушенное проклятие, он соскочил с доски, быстро отошел к одному из стоящих рядом тренажеров и небрежно облокотился на него, а Меган принялась торопливо поправлять свой купальник, со смущением осознавая, что ее щеки заливает яркий румянец. Она рассчитывала лишь на то, что Элени сочтет ее пылающее лицо результатом интенсивной разминки. Когда дверь тренажерного зала открылась, она уже как ни в чем не бывало продолжала свои отжимания на доске, а Тео сидел неподалеку и бесстрастно наблюдал за ней.

– А!.. Вот вы где…

Голос Элени прозвучал неуверенно. Похоже, девушка не очень-то обрадовалась, застав их вдвоем.

– Тео, тетя София послала меня найти тебя.

– Что ей нужно?

– Я… я не знаю. Что-то насчет ужина, мне кажется.

– За каким чертом ей тогда понадобился я? – спросил добродушно Тео и утомленно вздохнул. – Ну ладно, agape mou,[6] я иду. Увидимся позже, – негромко бросил он Меган.

Она так и не поняла, что именно прозвучало в этих словах – обещание или угроза.

Меган, стояла перед большим зеркалом в своей комнате и смотрела на знакомое отражение так, словно видела совершенно незнакомую женщину. И дело не в позолоченной южным солнцем коже, которая сейчас, казалось, отливала яркой бронзой, оттененная белоснежным кружевом белья, и не в упругих от ежедневных упражнений стройных и длинных ногах – Меган не оставляло ощущение, что на ее теле горит клеймо, оставленное ласками Тео, клеймо, говорящее о его собственности.

Его слова эхом звучали у нее в голове – не обрету спокойствия, пока не овладею тобой… Она глубоко вздохнула, закрыла глаза, но так и не смогла избавиться от тех образов, которые вызывали в ней эти слова. Она же, похоже, больше никогда не сумеет обрести спокойствия: ее тело ныло от голода, который мог утолить только он один, но она знала, что, если сдастся и покорится, он возьмет ее только для того, чтобы утолить свою похоть – и ничего больше. А для нее этого слишком мало.

«Дура! – обругала она себя, открыла глаза и уставилась на свое отражение в зеркале. – Неужели ты смеешь надеяться, что он может относиться к тебе как-то иначе? Он использует женщин. Ты же сама видела, что пишут о нем в газетах. Почему тебе кажется, что все это неправда? Вокруг него всегда толпятся женщины, которым ты и в подметки не годишься. Скорее всего, он женится на Элени, потому что она молоденькая, очаровательная и послушная, воспитанная в патриархальных греческих традициях, она будет сидеть дома, рожать детей и не станет устраивать скандалов, если он будет ей изменять, а он обязательно будет ей изменять, снова и снова. И любая женщина, которая будет достаточно глупа, чтобы влюбиться в него, получит именно то, чего она заслуживает!»