Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Спрашивайте. – Губы Нины Петровны стали синими.
– Откуда у него появился режущий предмет?
– Игорь живет дома. Не в тюрьме, не в клетке. Он вне болезни – разумный, добрый, интеллигентный человек. Я не могу его во всем ограничивать. Он и сам себя ограничивает, потому что боится себя. Спасается с помощью разных коллекций… Ну, как у всех. Марки, керамические статуэтки, ножи… Всякие. Я в этом плохо разбираюсь. Сразу скажу: деньги ему даю я. Он что-то покупает, что-то собирает. Может со свалки принести, чистит, любуется… Простите, у нас будет обыск?
– Мы ищем орудие убийства. Его унесли. Вас успокоит немного, если я скажу, что на данном этапе это формальность?
– Совсем успокоит… Я постоянно живу в ожидании катастрофы. Она в любом случае, кажется, произошла. Дело в том, что я не говорила сыну об убийстве Наташи. Я собиралась со временем сказать, например, что она уехала за границу. Я не могу предвидеть его реакций ни на какие события.
– Вам плохо? Может, вызвать «Скорую»?
– Нет, ни в коем случае. Я посижу там, в коридоре. У меня есть все: нитроглицерин, валидол. Я никогда не вызываю «Скорую».
Толя вошел к Сергею грустным.
– Не буду грузить тебя очередной историей, Сережа, но нужен ордер на обыск квартиры Кончевой Нины Петровны. Вот адрес, протокол.
– А, та, у которой сын сумасшедший, возможно, с бритвой?
– Угу. С бритвой не с бритвой, но с больной головой точно. И с любовью к ножикам. Слушай, как они живут, эти женщины. Какой-то чудовищной жизнью. Эта…
– Спокойно. Не увлекайся, не отвлекайся. Все хорошо. Сегодня вечером не читай, пожалуйста, этот форум. Он, скорее всего, вообще ни при чем. Не забывай, что это всего лишь одна ниточка. Мне тут Геннадий Овсяницкий позвонил, любовник наш неудачливый. Интересная история получается. Он купил два бутика на имя Сидоровой. Управляющим директором назначил свою знакомую Ирину Менделееву. Документы на них хранились не у Натальи, а у него. Он нам про них не говорил, хотел как-то вывести их из наследства. Облом у него получился капитальный! Ирина Менделеева заявила ему, что Сидорова перед смертью дарственную на магазины на нее оформила. Короче, она теперь владелица. Овсяницкий сам по нам понятным причинам в суд не пойдет. Но предлагает ее проверить на предмет причастности к убийству. Говорит, она состояние составила с помощью липовых дарственных, завещаний, купчих и т. д. В общем, крупная мошенница. Видать, они на пару работали.
– Сдает он, стало быть, подельницу. Остроумно. Что ему остается, кроме унылой участи нашего осведомителя. Слушай, Сереж, вроде появился наконец мотив?
– Работаем, проверяем, по-прежнему ничего не исключаем. Извини, на звонок отвечу. Да. Кольцов слушает. Здравствуйте, Алиса Георгиевна. Да, конечно, все нужно. Так, пишу, спасибо, посмотрим обязательно. А нельзя ссылочку мне на почту сбросить? Спасибо. Буду признателен и в дальнейшем. Мы все-таки не профессиональные читатели. Я вас проинформирую. – Сергей положил трубку и задумчиво посмотрел на Толю. – Поспешил я, друг мой, освободить тебя от чтения нашего увлекательного форума. Звонила Алиса Голицына, она же Голд. Она сейчас мне сбросит ссылку на тему, где какая-то девушка сообщает о ночи, весело проведенной в компании ТИМ. То есть вроде подруга обнаружилась. Наверное, что-то может рассказать. Ссылку я тебе переброшу. Вызывай ее. После допроса заходи. Поведаешь очередную женскую драму. Утру своим клетчатым платком твою скупую мужскую слезу.
* * *
– А-а-а-а-а!!! – Ирма так давно и громко кричала, что сама не слышала своего голоса. Только страшный звон стоял в голове. Из другой комнаты приползли две собаки – одна с парализованными задними лапками, другая с белыми пузырями вместо глаз. Обе тревожно подняли головы, прислушиваясь. Кот смотрел на нее, не моргая, как Кашпировский. Как будто хотел остановить ее приступ. Ирма заметалась по комнате, налетая на стены, мебель. Потом сорвала со стола тяжелую скатерть и стала биться лбом о массивную поверхность. Только когда лбу стало горячо и она увидела пятно крови на столешнице, вой перешел в обычный горький плач.
– Подонки, – запричитала она. – Какие же мерзавцы! Убийцы, воры проклятые. – Она в который раз бросилась к дивану, далеко отодвинутому от стены, судорожно и безнадежно стала шарить в заветной прорехе, в сотый раз убедилась, что там ничего нет, и бессильно повалилась на пол. К телефону она ползла на четвереньках. Долго смотрела на него, не соображая. Потом набрала «02», ей ответили, она сбросила. Стала что-то искать в телефонной книге, наткнулась на одну запись, вздохнула прерывисто и позвонила.
– Кольцов слушает.
– Это я говорю, – прохрипела она. – Ирма Георгадзе. Я была у вас. Насчет Наташи ТИМ. Эти убийцы нашли и меня. Они ограбили меня, мою дочь, мою внучку. – Она громко зарыдала в трубку.
– Одну минуточку, успокойтесь, вы не могли бы немного конкретней… Впрочем, понятно. Не можете. Говорите адрес. Мы приедем.
– Не надо звонить в дверь. Она будет открыта. У меня звенит в голове, я не услышу.
Сергей и Толя вошли в распахнутую настежь дверь, аккуратно закрыли ее за собой, прошли мимо двух сжавшихся в комочки собак в гостиную и увидели Ирму, по-прежнему сидевшую на полу с телефоном в руках. Ее лицо опухло от слез, но глаза уже горели сухим огнем, растрепанные черные волосы делали ее похожей на самую несчастную ведьму на свете.
– Добрый вечер, Ирма, – Сергей легонько коснулся ее плеча. – Может, вам нужно воды? Или капель каких-нибудь? Вы в состоянии встать?
– Помогите мне, – сказала она. – У меня ноги, похоже, отнимаются.
Сергей и Толя осторожно подняли женщину с пола, посадили на диван. Толя сходил на кухню и вернулся с большим стаканом воды. Ирма послушно взяла его, долго пила.
– Я не могу поверить, – растерянно произнесла она, протягивая Толе стакан.
– Что все-таки случилось?
– Фамильные драгоценности. Старинный, безумно дорогой гарнитур, переходил от матери к дочери в нашей семье больше ста лет… Я подарила его на свадьбу дочке, но он должен был находиться у меня. Пока внучка не родится… Ой-ой-ой. – Она закрыла лицо руками.
– Вы не обнаружили гарнитура у себя, – мягко прервал ее плач Сергей. – Когда увидели, что его нет? Где он был?
– Только что. Или час, или сутки назад, не знаю, сколько я уже тут вою, как волчица. Вот здесь лежала коробочка. Старинный футляр из лакированного дерева…
– Вы прятали столь дорогую вещь в обшивке дивана? Заклеивали скотчем?
– Да, я так делала. Причем с того дня, как у меня родилась дочь и я получила этот подарок от мамы… А что? У меня нет врагов. Кроме этих подонков. А от них я не спрятала бы свое сокровище, даже замуровав его в стену. Их ничто не остановит. Они убили Наташу, несмотря на то что у нее была охрана. Но меня им мало убить. Меня нужно морально уничтожить, чтобы я страдала, чтобы моя внучка, моя внучечка… моя бедная деточка… Она стала нищей еще до того, как родилась…