Креспи выкладывал перед Мерсером один рисунок за другим. Осторожно, как драгоценность, которую легко повредить. В основном эскизы фигур для барельефа на мемориальном панно в мэрии. Но было кое-что еще.

– То, что он не вернулся, настоящая трагедия. Наверное, погиб в последние дни войны. Посмотрите, как он изображает животных и детей. Паоло имел к ним подход. Дети его обожали, а птицы… он держал тут голубей, знал их всех, они прилетали к нему, когда он сидел в кафе на площади. Прямо как Святой Франциск. А вот смотрите, какая прелесть! Он так и не успел сделать по этому эскизу панно, не нашлось подходящего куска мрамора.

Мерсер скользнул взглядом по рисунку и вдруг… Креспи собирался положить перед ним следующий, но он его остановил:

– Подождите, я хочу этот как следует рассмотреть.

– Вам нравится, да? Я сразу понял, что вы необычный человек. Разбираетесь в искусстве. Любимый рисунок Паоло. Да, синьор, мне очень приятно говорить с человеком, который понимает толк в таких вещах. Здесь в Мираве одни невежды. В лице Паоло Италия, да что там Италия, весь мир потерял великого художника. – Глаза Креспи повлажнели.

Мерсер смотрел на рисунок. Птицы, заросли кустов, озеро. Он ведь недавно это видел. Конечно, незаконченный гобелен на ткацком станке.

– Вы можете продать мне рисунок? – Мерсер хотел показать его Адриане. Вероятно, это ее заинтересует, ведь она художница. Или она была знакома с Паоло Серва и он подарил ей эскиз?

Креспи махнул рукой:

– Берите так, синьор. У меня много его рисунков, и мне будет приятно, что работа Паоло находится у человека, способного ее оценить.

Мерсер пробыл в мастерской двадцать минут и чуть не опоздал на поезд. Устроился в конце вагона, там было всего несколько пассажиров, и достал эскиз. Он был выполнен карандашом. Необыкновенно тонкая работа, великолепная точность линий. Лесное озеро, окруженное фантастическими деревьями и кустами с изысканными тропическими цветами. На деревьях птицы, яркие чудесные создания. Другие парят в воздухе, плавают по озеру, а на небольшом утесе позади сидит райская птица с наполовину сложенными крыльями и дивным оперением.

В десять двадцать утра солнце еще было на той стороне площади, где находилось кафе «Флориан», и Мерсеру пришлось занять столик в тени. Он любовался сияющими золотыми орлами на флагштоках, на которые не падала тень колокольни Кампанила. На площади велась оживленная торговля – открытки, газеты, шары, четки, дешевые металлические фигурки. Молодой официант принес ему кофе. Серебряный жетон на его груди с номером 19 походил на медаль «За отвагу».

Через площадь двигался человек, Мерсер узнал лейтенанта Лонго, снимающего комнату у Минелли, служащего галереи Бориа. Мерсер сидел расслабившись. Так легко, как сейчас, ему уже давно не было. Сегодня вечером он увидится с Адрианой. Для этого был повод. Она может заинтересоваться эскизом из Мираве, а после нужды, чтобы увидеться, возможно, не возникнет. В его в жизни случались женщины, но такой – никогда. Он сидел улыбаясь, понимая, что предаваться мечтаниям глупо, но все равно мечтал.

Рядом кто-то грузно опустился на стул. Перстень с печаткой постучал по столу, подзывая официанта.

– Доброе утро, синьор Мерсер!

Крупное лицо Спадони было сегодня чрезвычайно серьезным.

– Доброе утро. – Меньше всего ему хотелось сейчас видеть комиссара, разрушившего его счастливые мечтания.

– Вы сегодня не торопитесь?

– Мне теперь некуда торопиться, – ответил Мерсер. – Я почти безработный.

Официант принес Спадони кофе. Он высыпал в чашку сахар, размешал.

– Нашли Джано Учелло?

– Нашел, но мертвого.

– Герой мертв?

На площади мама с дочерью позировали для Кассана в окружении голубей. Фотограф подсыпал им зерен, пытаясь заставить их сесть на руку девочке. Он сказал ей что-то, и та заливисто рассмеялась. Кассана щелкнул затвором. Должна получиться отличная фотография. Он не зря старался.

– Вы спрашиваете, будто не знаете. Вашего фотографа я в Мираве не заметил, но там обязательно должен был от вас кто-то находиться.

Спадони вздохнул:

– Да, там была женщина. Считайте эту слежку простой формальностью. Мэр рассказал ей то же, что и вам. Если бы мы знали об этом раньше, то обязательно сообщили бы.

– Неужели? Обычно полиция делится со мной информацией неохотно. И я догадываюсь, почему меня там невзлюбили. В тридцать восьмом году в Риме я был на подозрении в деле о покушении на одного из приближенных Муссолини. Едва избежал ареста. И в полиции меня запомнили. Уже давно нет дуче, и плюс поменялся на минус, однако недоброжелательность ко мне осталась. Но в любом случае я уже работу завершил, так что не будем об этом вспоминать.

Спадони усмехнулся:

– Ошибаетесь. Итальянской полиции до вас нет дела. Двенадцать лет – солидный срок.

Он допил кофе и встал.

– Пойдемте ко мне, я вам кое-что покажу.

В кабинете Спадони положил перед Мерсером тонкую папку.

– Это досье мне только что прислали из Рима. Его постоянно обновляли, а теперь, судя по всему, можно подвести черту. Тут, конечно, есть пробелы, но несущественные.

Мерсер внимательно прочитал досье.

Начало жизни Джано Учелло было описано довольно туманно. Родился в окрестностях Неаполя, предположительно в тысяча девятьсот десятом году. Настоящее имя Лучо Джанбаптиста Мартеллоре. На учет в полиции попал в двадцать шесть лет, в тридцать шестом году, когда в Неаполе ограбил и убил человека. К тридцать восьмому году за ним числилось несколько тяжких преступлений – ограбления с применением насилия и мошенничество. Но полиции все не удавалось поймать его. В тридцать девятом Учелло уехал в Южную Америку, но через год вернулся. В сорок третьем объявился в Специи в партизанском лагере. В июне сорок четвертого перешел на службу к немцам, ради денег, и выдал подпольщиков. И опять ему удалось скрыться и избежать возмездия. С июня сорок четвертого по январь сорок пятого, когда он погиб в Мираве, о нем ничего не было известно.

– Симпатичный персонаж, не правда ли? – произнес Спадони, стоя у окна.

– Да, – кивнул Мерсер, кладя папку на стол. Некоторые факты там значили для него больше, чем для Спадони. – Убийства, грабежи… чего только нет. Даже героизм. И он всегда смывался, прежде чем вы могли схватить его.

– Он правильно выбрал себе псевдоним Учелло – птица. Причем птица эта была хитрая и изворотливая. Учелло успел побывать в партизанах и даже спасти жизнь американскому летчику, а также послужить немцам, не исключено, что и союзникам.

– Но почему вы его упустили?

Спадони повернулся к нему:

– Такой это был человек. Не обычный жулик. Очень умный. Вы же заметили, что в досье нет ни одной его фотографии.