В госпитале Пахомов лежал уже неделю. В палате, кроме него, еще один офицер, танкист, тоже с сотрясением мозга. Вадим сел на кровати, отбросил зачитанный до дыр дешевенький детективчик, сунул ноги в тапочки и направился в приемное отделение. Каково же было его удивление, когда у выхода на скамейке он увидел Лену, которую в первый момент из-за короткой стрижки принял за солдата. При его появлении Авдеева встала, взяла стоявший рядом пакет и смущенно улыбнулась.

– Привет.

– Здравствуй, – растерянно протянул Вадим и оглянулся по сторонам, надеясь увидеть Костюкова. – А твой что, тоже здесь лежит, или ты больных привезла?

Лена покраснела:

– Глупенький, я к тебе. Ты не рад?

– Скорее удивлен, – он провел по затылку ладонью. – Ты правда ко мне?

Она рассмеялась:

– Ну а к кому, по-твоему?

– Неожиданно как-то, – он сунул руки в карманы спортивной куртки.

– Вот, принесла, – Лена протянула пакет.

– Да брось ты, – он вконец растерялся.

– Бери. Здесь яблоки, курица… Я же знаю, как здесь кормят.

– А курицу ты… – Он замялся, не зная как сформулировать вопрос.

– Купила да сварила. – Она снизу вверх посмотрела на него странным, рассеянным взглядом.

– Да нет. – Он почесал затылок. – Я не об этом. Дома… Вернее, в общаге варила?

– Ну а где еще? – Она округлила глазки. – Не на костре же. Что с тобой? Может, голова?

– С головой все нормально, – отмахнулся он. – Я в том смысле, что муж…

– Так вот ты о чем! – протянула она. – Не бойся. Он в наряде сегодня. А я вот больных сюда привезла.

– Понятно, – он улыбнулся. – С оказией, значит.

– Я давно хотела приехать, да все не получалось.

Неожиданно на Вадима нахлынула нежность. Он вдруг ощутил прилив сил, исчезли растерянность и неуверенность. Ему показалось, что если сейчас не признается ей, то больше никогда не решится. Вадим подошел к Лене вплотную.

– Ты знаешь…

– Не надо, – она испуганно втянула голову в плечи.

– Я давно хотел тебе сказать…

– Ты возьми пока, а то я уже устала держать, – она, наконец, всучила ему пакет.

– Лена, – Вадим взял ее за предплечье и притянул к себе. – Ты же его не любишь!

– С чего ты взял?! – сдавленным голосом спросила она.

– Вижу, – уверенно заявил Вадим и уткнулся в лоб Лены губами.

Она сначала попыталась отвернуться, но неожиданно запрокинула назад голову. Он поцеловал ее в нос, потом в губы…

– Авдеева!

Вадима обдало жаром. Он обернулся. Сзади стоял начальник медицинской службы бригады и двое солдат в тапочках. Внутри все оборвалось. Капитан Рязанов был приятелем Авдеева, и надо быть полным идиотом, чтобы питать надежду, что происшедшее не станет достоянием гласности.

– Ты больных передала? – спросил между тем капитан.

– Сейчас, – Лена отстранилась от Вадима и одернула куртку. – Осталось отдать в отделение медицинские книжки.

– Так давай быстрее! – поторопил Рязанов. – Пора в бригаду возвращаться.

Лена сухо попрощалась и, пряча взгляд, прошмыгнула мимо своего начальника.

– Ну а ты, лейтенант, – Рязанов покосился на солдат и подошел ближе, – как здоровье?

Несмотря на небольшую разницу в званиях, Вадим, да и большинство офицеров обращались к Рязанову из-за солидного возраста на «вы». Он был ровесником командира бригады. Капитан слыл неплохим специалистом. Но медиков, как известно, звездочками не балуют. К тому же Рязанов пришел в армию с «гражданки», когда его сверстники уже ходили капитанами.

– Скоро выпишут. – Вадим попытался пройти мимо, но Рязанов поймал его за локоть.

– Нехорошо.

– Почему? – не нашел ничего лучшего сказать Вадим и посмотрел начмеду в глаза. В них не было ехидства или злости.

– Она, если тебе известно, замужем.

– Знаю, – кивнул Вадим. – Расскажете Авдееву?

– Я не сумасшедший, – покачал головой доктор. – Чечня – не самое лучшее место для семейных разборок. Но мое молчание отнюдь не значит, что о ваших отношениях никто не узнает. В бригаде давно шепчутся.

– Да с чего? – растерялся Вадим. – Она сегодня первый раз со мной разговаривала наедине…

– М-да! – Рязанов качнулся с пяток на носки. – Клиника… Лечить вас обоих надо. Ремнем…

В палату Вадим вернулся со смешанным чувством вины, радости и беспокойства за Лену.

– Кто приходил? – спросил танкист.

– Знакомая, – Вадим положил пакет. – Жуй. Здесь курица.

– А ты? – танкист поднялся с кровати.

– Не хочу. – Вадим сел на стул. – Что делать?

– В смысле? – не понял танкист.

– Да это я так, о своем…

Три дня до выписки Вадим не находил себе места. Была даже мысль вернуться в бригаду раньше. Особо здесь его никто не держал. Даже форма хранилась на вешалке прямо в палате. Но, поразмыслив, он отказался от этой затеи. Пусть все утрясется. Как ни странно, теперь, когда стало очевидно, что Лена к нему тоже неравнодушна, он впервые задумался над тем, что теперь делать с этой самой любовью? Для начала надо еще, чтобы она ушла от своего мужа. Чем обернется для ничего не подозревающего майора такое известие, остается только гадать. Правильно сказал начмед, здесь не Россия. За себя Вадим не боялся. А если майора переклинит? Мало ли что он может сделать с Леной. Вадим поежился.

* * *

Несмотря на заверения, что не питает интереса к чеченке, мысль о Хаят не покидала Грымова до самого вечера. Он с трудом дождался, когда прапорщик Алиахметов закроет склад и отпустит его в расположение роты. Но в подразделение Грымов не пошел, а сразу отправился на ужин в дом к Аслану. В это время здесь гораздо меньше военных, и он лелеял надежду поговорить с чеченкой. И не только потому, что изголодался по женской ласке. Она ему по-настоящему понравилась.

Как он и предполагал, народу на ужине оказалось немного. Два солдата из танкового батальона да прапорщик, старшина второй роты.

Грымов сел за тот же самый стол, что и в обед. Вскоре появилась Хаят. Она поставила ему чашку с бараниной под чесночным соусом и хлеб. На завтрак, обед и ужин в этом заведении изо дня в день подавали одни и те же блюда, поэтому было не принято спрашивать, кто что желает.

– Спасибо! – поблагодарил он и выразительно улыбнулся.

– Пожалуйста. – Хаят поправила подставку для специй.

– У тебя красивый голос, – покосившись на соседний стол, сделал он комплимент.

– А твой друг придет? – имея в виду прапорщика, неожиданно спросила она.