За долгие годы он сумел усвоить уроки терпения и точного планирования. В сотнях сражений познал, когда следовало действовать, а когда остановиться, и благодаря этому знанию всякий раз одерживал победу.

Резня в зоне высадки застала его врасплох. Примарха беспокоило, что он не заметил предательских намерений своих братьев-командиров легионов. Сидя во тьме, наедине со своими мыслями, Коракс задавался вопросом: был ли он слеп к их измене из-за собственной слабости? Был ли он слишком доверчив? Игнорировал ли тонкие намеки в поведении своих братьев? Был слишком самоуверен? Произошедшее было немыслимым, и это тем сильнее тревожило Коракса. Разве можно назвать необычным то, что он никогда даже не помышлял о том, чтобы сражаться против братьев? Его отправили вместе с остальными для наказания Хоруса, но ему точно следовало задаться вопросом: действовал ли Хорус в одиночку? Возможно, дело в том, что предательство Хоруса настолько поразило его, что он, сам того не желая, попался в очевидную ловушку.

Вопросы казались тем более сложными, что у Коракса не было на них ответов.

Еще одна вибрация, очередное изменение курса. Медленно текло время. Примарху не требовалось смотреть на информационный экран, чтобы знать, что происходит. Он держал в голове положение «Мстителя» и вражеских кораблей вокруг него, их курсы были проложены у него в мыслях так же тщательно, как на схеме.

О любом значимом изменении в общей картине ему бы немедля доложили, а он пока не получал подобных извещений от Эфрении. Сложная сеть, сплетенная, чтобы поймать «Мститель», была недостаточно прочной, и в ней всегда находились прорехи.

Терпение.

Часы, дни, недели ожидания, а когда-то давно и целые годы, пока он готовился, скрываясь среди заключенных Ликея. В спокойствии было нечто первозданно чистое, в уединении — что-то придающее сил.

Раны все еще болели — случайные уколы ощущений, пробивавшиеся сквозь защиту его полугипнотического состояния. Кораксу приходилось смещать вес, чтобы снять напряжение со сломанных ребер, ослаблять давление на поврежденные органы. Искусственно созданное тело примарха могло выдержать невероятный урон, но было кое-что посильнее физических ран. Он вынуждал себя терпеть боль, чтобы помнить о поражении. Он страдал от тяжелейших ран, которые не могло вынести сверхчеловеческое тело и не в силах были исцелить апотекарии. Пока ему не удастся положить конец душевным мукам, он не даст своему телу излечиться.

Очередная мимолетная вспышка боли прервала его размышления, и Коракс активировал информационный экран. Проанализировав пересекающиеся курсы, примарх заприметил нечто новое: цепочку вероятностей, созданную пару часов назад благодаря крошечному изменению в расположении вражеских кораблей.

Там была прореха. Точнее, не прореха, а сближение четырех кораблей предателей. Струи плазменных двигателей и выхлопы реакторов могли бы скрыть «Мститель» и обеспечить путь к точке перемещения раньше запланированного, если Коракс осмелится пойти по нему.

Заметив эту вероятность, примарх замер и внимательно всмотрелся в карту. Он знал, что не ошибся. Мгновенно придя в движение, примарх склонился над кнопкой активации связи.

Его палец остановился в миллиметре от переключателя.

Коракс вновь оценил ситуацию, остудив пыл и проигнорировав всплеск внезапной деятельности. После такого маневра «Мститель» окажется в пределах выстрела по крайней мере трех вражеских кораблей. Любое действие предателей изменит динамику и раскроет положение Гвардии Ворона в опасной близости от противника.

Примарх отбросил идею.

Хотя Кораксу и не терпелось оказаться в относительной безопасности варпа — не терпелось предпринять любой дальновидный поступок, — ему все же следовало придерживаться осторожности, а не хвататься за первую лучшую возможность. В зоне высадки он бросился за Лоргаром, ведомый жаждой мщения, и на краткий миг позабыл о своих обязанностях командующего легионом. Стоил ли ему этот эмоциональный порыв легиона, погибло бы столько воинов, если бы он лично командовал отступлением? Он не будет вновь действовать опрометчиво.

Самое главное, он выжил, и не менее важным это было и сейчас. Важнее всего было не сэкономить половину дня, а выжить. Это желание выживать, звериный инстинкт продолжать дышать, который постоянно вел вперед, придавал ему сил. Он не смирится и не примет смерть. Даже сейчас, когда его легион был практически уничтожен, а врагов было куда больше, чем союзников, Коракс знал, что не сдастся. От него требовалось оберегать Гвардию Ворона, невзирая на искушения и инстинкты, призывающие его к решительным и смелым поступкам.

На Освобождении, которое некогда звалось Ликей, царило настоящее отчаяние. Слабые там погибали, безвольные отступались перед непосильной задачей. Но не Коракс. С огромным усилием он принес на Ликей свободу и ни разу не усомнился в правильности своих действий. Так почему же сейчас он думает, что ему не хватит решимости для победы?

Он продолжал неподвижно стоять во мраке. Коракс любил тьму — тени всегда были ему союзниками. Он мог бы провести подобным образом оставшиеся часы, выжидая, предвосхищая очередную дрожь корректировки курса, дожидаясь стука в дверь и нового отчета о маневрах врага, пытаясь не вспоминать ошибок и ужасов Исстваана.

Пытаясь, но безрезультатно.

В комнате стоял запах пота, в воздухе витал аромат страха. Марк Валерий был бы счастлив встретиться с противником в открытом бою или даже оставаться спокойным, пока боевые корабли решетят друг друга в космических сражениях. Но от такой войны, способа ведения войны Гвардии Ворона, у него сдавали нервы и сжималось сердце.

Префектор с закрытыми глазами лежал на койке, желая, чтобы наконец включили вентиляцию, которая очистила бы комнату от вони. Сложенные на груди руки дрожали, мокрые волосы прилипли ко лбу, а подушка и простыни под ним насквозь пропитались потом.

Если в «Мститель» угодит хотя бы одна боеголовка, им всем конец. Валерий не питал иллюзий на этот счет — отражающие щиты не могли уберечь их от ядерного взрыва мощностью с десяток мегатонн. Стены вибрировали от ударных волн далеких разрывов, за тысячи километров от корабля, но все же ближе, чем хотелось бы префектору.

Пелон находился в соседнем отсеке. До Марка доносилось его прерывистое паническое дыхание, и он представил себе, как слуга сидит, забившись, в уголке комнаты, прижимая колени к груди. Префектор отлично понимал объявший человека ужас, ибо и сам чувствовал его.

Бомбардировка началась менее получаса назад. Коракс отослал его из стратегиума, как только начали рваться первые снаряды «Новы», пока еще достаточно далеко от боевой баржи, но все же слишком близко, чтобы чувствовать себя в безопасности. Префектор торопливо шел по коридорам и спускался бесконечными лестницами, пол под ногами и поручни постоянно вибрировали. Он старался не сорваться на бег. Гвардейцы Ворона, мимо которых он проходил, казалось, ничуть не беспокоились, вверив свои жизни отражающим щитам, как никогда не смог бы Марк. Он был имперским солдатом, тэрионцем и привык сражаться с врагом, которого мог увидеть. Свою жизнь префектор предпочитал доверять силовым щитам, танковой броне или многометровым стенам бункеров. Ему приходилось пережидать артиллерийские дуэли и орбитальные атаки, но никогда он не чувствовал себя таким беспомощным, как сейчас.