Мама нервно щипала себя за мочку уха. Потом посмотрела на нас и тихо призналась:

— Бабушкино кольцо пропало. Я думала на Ларису Игоревну, но доказательств не было, и… Но так же тоже нельзя! Так неприлично! Она же теперь всем разнесет… И сын у нее не алкоголик никакой, я его знаю. И не бил он жену, это тоже ложь. Вот верить про кольцо, нет…

Глава десятая

Столкнулся на улице с Алинкиными одноклассницами. Чуть не задохнулся, так надушились. Они меня, конечно, сначала не заметили — громко обсуждали какую-то свою очередную тусу. Я еще подумал, что наконец сестра сходит повеселится, как раньше, хотя эти девахи мне совершенно не нравятся. Тоже мне, взрослые. Правда, со мной поздоровались, когда узнали, но про сестру вообще не поинтересовались, даже привет не передали. Ну и ладно. Вряд ли они мое имя помнят, может, и забыли, чей я конкретно брат.

Сестра опять сидела и смотрела на планшете какой-то фильм. Я теперь на планшет вообще не покушался, брал, только если Алине не нужен.

Она сжалась в комочек, чтобы поменьше места на кресле занимать, такая жалкая. Совсем на себя не похожа. Платок еще на голову нацепила, как сектантка какая-то. Меня это даже раздражать начало.

— Ты серьезно собираешься теперь всю жизнь сидеть дома? Разве твоя компания не удивится, что ты их кинула? Я как раз сегодня их видел.

Алина только собралась ответить, но, пока открывала рот, вылезла Палашка. Сестра никогда в жизни не призналась бы. Да я сам на ее месте ни в жизнь не сказал бы правду.

— Тпру-у, пру-у, дурачина! Нету у нее никакой компании. Никто ее не зовет, дурочку медленькую, бедненькую. Бз-з-з! И вот, и вот, и вот одна ходит допоздна, и вот, и вот сидит в рядах торговых заместо вечерок. Чтобы обидно не было. А стыдно ей, простофиле. Подруженция на парня променяла, а вот, а вот и нет компании. Тьфу! Дурачина, как ты. Завидно! Товарки все парами, а эта краля ломается. Мамки-папки пугается. Бз-з-з!

Пока ненавистная Палашка болтала, по лицу Алины из этих ужасных глаз с горизонтальным зрачком текли крупные слезы. С платком на голове она реально была похожа на какую-то старушку. Старуху… Как тогда ночью… Мне было одновременно и страшно, и жалко сестру, и удивительно, что она решилась на такой глупый обман. Но едва болтливая дрянь заткнулась, Алина жестом остановила меня, а потом, задыхаясь, прошептала:

— Не хочу это обсуждать. Просто молчи. Все. Лучше иди.

Ага, так меня и выставила.

— А чего ты тряпку эту повязала?

Алина странно посмотрела на меня и резким движением сдернула платок. Я от неожиданности не сдержался и издал какой-то непроизвольный то ли смешок, то ли всхлип. Моя старшая сестра побрилась налысо. То есть совсем под ноль. Как панк.

Но Алина не панковала и вообще раньше никакими радикальными поступками не отличалась. Ну пару раз красила прядки в разные цвета, и то отец этого не одобрил и долго бурчал.

Поскольку я ничего не говорил, только таращился, Алина, уже отдышавшаяся, привычным своим ехидным тоном поинтересовалась:

— Что, нравится?

— Неплохо, — честно признался я.

С волосами было как-то привычнее и симпатичнее, но так тоже ничего. Раз уж обрилась. Конечно, с еще не ушедшей с лица чернотой сестра выглядела прямо-таки готкой. Но это тоже было нормально. Можно даже прихвастнуть: моя сестра — гот! И все же зачем так радикально?

— Ты поэтому, что ли, не ходишь со своими?..

Алина быстро вытерла глаза платком и кое-как повязала его обратно вокруг головы, только теперь, к счастью, не по-сектантски, а как бандану. Зло процедила:

— Нет никаких своих. А в психушке все равно обреют, так что самое время привыкать. Недолго осталось.

Возможно, надо было что-то сделать, как-то показать свою поддержку, то, что мне плевать, что там несет эта Палашка, — это ничего не меняет. Но вместо этого я просто встал и вышел из комнаты.

Значит, Алина одна уходила на поздний сеанс в кино или тупо сидела в торговом центре, чтобы создавать видимость обычной жизни.

Я же тоже пытался из дома слинять, лишь бы не оставаться здесь, с Палашкой. Уходил, шатался по улице. Редко кого из знакомых встречал, с кем можно потусоваться нормально, так что скучища была жуткая. Часто бывало, что, видя знакомое лицо, я спешил избежать встречи. Тоже шел в торговый центр, толкался в магазинах техники, игрушек, где всегда интересно. Или сидел на скамейке в фуд-корте и тыкал в телефон. На киношку каждый день денег у меня не было.

Но, в отличие от сестры, у меня это продолжалось всего несколько дней. Потом за мной стал следить охранник, который заподозрил, что я воришка. Я, разумеется, занервничал, и тот лишь утвердился в своих догадках. Поэтому на следующий день, когда я снова пришел, мне прямо у дверей предложили гулять где угодно, только не в их торговом центре, если не хочу оказаться в полиции. И добавили, что без родителей больше не пустят.

Я даже оправдываться не стал, вернулся домой.

Но у меня причина веская, а у Алины какая была? Теперь понятно, почему она так легко отказалась от тусовок. Или нет, все врет эта Палашка? Ей же нельзя верить. Хотя она частенько говорит правду, особенно когда это что-то неприятное, неприглядное.

Вдруг это тоже правда?

Выходит, у нас с сестрой и друзей-то особо нет, с кем можно пообщаться по душам. Только она и я. Но и между собой мы не очень близки.

Одно точно: у этой всегда получается сделать больно, неприятно и гадко.

Если кто-то из семьи ведет себя подобным образом, ты все равно находишь для него оправдание, и тогда не так обидно. Привыкаешь, пропускаешь мимо ушей. Лучше бы близкие так не поступали, но ты смиряешься или огрызаешься в ответ и живешь себе дальше, как обычно. Знаешь, что это все равно твоя семья, безопасное место. Наговорят гадостей, но при этом спасут и помогут.

Так себе оправдание, знаю. Но ведь все так живут, наверное. И я, наверное, ничуть не лучше. Только чужому такое токсичное поведение простить нельзя. Особенно этой нечисти Палашке.

Отцовская бритва лежала на своем обычном месте. Уезжая, он забирал с собой походную, подешевле, а навороченную электрическую использовал только дома. Я пару раз в тайной надежде стимулировать рост