Я замотала головой. Молчи и оставь душещипательные речи. То, что я собираюсь тащить тебя, и так противоречит всем правилам выживания.

— Найди большой мешок, а лучше два, — сказала я Мишель. — Мы положим Фредо на них и так дойдем. Тут недалеко.

Вранье, конечно. Но я всегда могу объяснить, что понятие расстояния субъективно.

Мишель скакнула в сторону, поднялась какая-то женщина, пошла сперва к двери, потом направилась к нам. По дороге она пнула сидящую на мешке старуху, схватила мешок, вытряхнула из него барахло и перебросила мешок мне. Старуха опомнилась и подняла вой, тут же схлопотав оплеуху от Роша. Он возвышался над всеми нами как судия.

Ничего хорошего я от него не ждала.

Но люди засуетились. В основном женщины — здоровые, крепкие, и два мужика, к несчастью, более хлипкие. Но все вместе они в состоянии донести Фредо, если что, поменяются. Он только стонал, пока его клали на импровизированные носилки, а я смотрела, где кормящая женщина. Та, которая мне была нужна больше всех, сидела и не двигалась. Ребенок спал.

— Ты, — окликнула я, — как тебя зовут? Пойдем с нами. Подумай о ребенке. Подумай о себе.

Как в эту эпоху женщины заводят детей? Как получится. Может, ей плевать на младенца. Только мне не плевать. И что делать?

— Идите, — разлепил губы Рош. — Идите на смерть. Коли жизнь не мила, так идите.

Я начала пробираться к матери. Вонь меня убивала, но приходилось терпеть. Судя по запаху, все было хуже, чем я думала, кто-то болен чем-то — и хорошо, если не инфекционным…

— Пойдем, — сказала я, нависнув над женщиной. — Поднимайся и пойдем. Смотри, нас много, нас никто не тронет. Им неинтересны люди, идущие просто так.

— Верь ему, — услышала я и оглянулась. Кажется, та самая решительная женщина, которая стряхнула старуху с мешка. — С ним говорят Молчащие. Я ему верю. Открывай дверь, Рош, мы идем, и ты, Жизель, не будь дурой, а ты, Меме, уберись с моей дороги, а то я припомню тебе еще раз, как ты не платил моим девочкам.

Ого. Эту даму и впрямь тяжело напугать, она видела многое.

Фредо подняли слишком резко, он не удержался от стона, а я, потеряв терпение, рванула на себя женщину с ребенком за плечо. Рош коротко расхохотался, сунул свечу кому-то стоящему рядом, в ее свете я увидела, как что-то сверкнуло в его руке, и обернулась, и только после сообразила, что где-то выронила мешок.

Рош тоже увидел мои ножи, и я была уверена, что его это не удивило.

— Ну давай, святоша, покажи, как ты управляешься с ними, — добродушно предложил он. — Я за каждого из этих людей перережу тебе твою поганую глотку, помяни слово мясника.

Я пожала плечами. Возможно, здесь принято рвать рубаху на груди, в мире, где за косой взгляд стреляются на дуэли, а если после этого и выживают, гостят лет двадцать в королевской тюрьме.

— Я не собираюсь драться с тобой, — пояснила я, а Рош уже наливался кровью. Нет, дружище, я дитя совершенно другого времени. Умей ждать, оскорбляйся, когда хочешь быть оскорбленным. — Ты не хозяин им всем, они сами решат, куда им идти и что им лучше.

— Слабак, — зашипел Рош. Дворянином он не был, но кому когда мешало подражать аристократии, причем ладно бы в чем-то дельном. — И еще хочешь вести за собой? — Он сплюнул.

Я опять пожала плечами. Отличный жест.

— Разве я кого-то веду? — и удивление у меня вышло безупречно. — Я предлагаю. Хотят…

— Что ты заладил? — подскочила к Рошу мадам. Никогда бы не подумала, что проникнусь к человеку ее профессии симпатией, может, конечно, и преждевременной. — Хочешь тут в дерьме по уши плавать — плавай! Жизель, отрывай задницу, а-а, ты всегда была трудна на подъем, но Молчащие свидетели, не для того я выкручивала из тебя твоего заморыша, чтобы ты сейчас протянула ноги. А ну пошла!

Она повернулась ко мне и утерла выступивший на лбу пот. Солнце шпарило, в убежище было жарко.

— Прости, брат святой, я баба простая. Анаис Парре меня зовут. Подохнуть вот так — нет, благодарю, — она мотнула головой. — Сочтут Молчащие наши грехи да и выпустят нас на волю. А там, по милости их… — она не договорила, отмахнулась от меня, повернулась к мужикам и женщинам, стоявшим возле Фредо: — Поднимайте его, ну! Вот деревянные! Правда, кто в борделе не гость, тот и жизни не рад.

Я не удержалась от усмешки, но согласилась с Анаис. Логика в ее словах и правда была. Поднялась Жизель, прижимая к себе ребенка, зашевелились люди, давая пройти процессии, которую я с тяжелым сердцем сравнила с похоронной. Вот черт, это скверное, совсем не нужное мне сравнение, но что делать.

— Постой, — я схватила Анаис за руку. — Ты умеешь… принимать роды? Так?

— А что, кто опростаться готов?

— Нет. Но ты немного понимаешь в целительстве?

— Немного? — Анаис фыркнула. — Да ты, брат… а, какой с тебя спрос, с вашим-то целибатом. Да у меня бы девочки помирали как мыши в засуху, кабы я не умела работать ножом… Рош, уйди с моей дороги. Я тебе не монашек. Ты меня плохо знаешь.

Нет, это иллюзорно — что все с шутками и легко. Рош не подумал посторониться, а Анаис, за чьей спиной стояли два мужика и две женщины, держащие пустые мешки, на которых лежал Фредо, не думала отступать. И пока я перешагивала через тюк, на мгновение потеряв бдительность, ситуация накалилась.

— Я тебе не мальчик наивный, — бросила Анаис без какой-либо злобы, просто констатируя факт. Они стояли друг напротив друга — мясник с ножом и хозяйка борделя с острым кинжалом. — Он ведь прав, — она еле заметно кивнула в мою сторону, — никто никого не насильничает. Хотят — идут. Не хотят — не идут. Да? — она повысила голос, но не повернула головы. Поразительно, хотя и закономерно: с кем имела дела эта женщина? Да со всеми, кто сейчас готов нас убить. С матросами, с крестьянами, с такими, как Рош. Она бесценна.

Одна из женщин опустила свой край мешка, и Фредо болезненно вскрикнул. Я закусила губу, в один миг перемахнула преграды