холодные… это котлеты по-киевски, очень вкусные, не сомневайся, Люся приготовила…

– А вы что-то говорили про сырники, – напомнила Сима, которая опасалась есть котлеты неизвестного происхождения.

– Ах да… сырники… – Тимофей снова нырнул в холодильник и достал оттуда еще одну миску. – Нет, это не сырники… это перцы фаршированные… ты любишь перцы? Люся их замечательно готовит… просто пальчики оближешь…

– Перцы? – удивленно переспросила Сима. – А как же обещанные сырники?

– Да были они где-то здесь… – Верхняя часть Тимофея снова скрылась в холодильнике, и на этот раз он появился сразу с двумя мисочками. – А вот тут салаты. Хочешь салат? Вот этот – с креветками и авокадо, а этот – какой-то особенный, называется уолдорфский, а что в него входит – хоть убей, не знаю…

– Дядя Тимоша, а что это у вас столько всяких разносолов? – поинтересовалась Сима. – У вас что, праздник какой-то был? День рождения?

– Да нет, Сима! У меня теперь каждый день праздник! – При этих словах лицо Тимофея почему-то перекосилось, как от зубной боли. – Понимаешь, Симона, Люся, она повар… повар от Бога, то есть очень любит готовить. И она меня непрерывно кормит… и обижается, если я не ем. Сперва мне это нравилось, а потом… Сима, ну хоть ты-то поешь, у тебя организм молодой, растущий…

При этом он продолжал непрерывно выставлять на стол миски, тарелки и блюда со всевозможной едой. Появились, наконец, и обещанные сырники.

Сима оглядела все это кулинарное великолепие, и рот ее наполнился слюной.

Она положила на свою тарелку один салат, другой…

– Вот еще буженину попробуй, – оживился Тимофей. – Буженину она очень хорошо готовит. А вот это – рыба под маринадом… огурчиков непременно возьми…

Неожиданно возле стола материализовался черный котище и сел, преданно уставившись на миску с рыбой. Поскольку хозяин на его взгляд не отреагировал, кот отчаянно мяукнул и повис на лапах, зацепившись когтями за край стола.

– Эй, тезка! – Тимофей топнул ногой. – Совесть имей!

Кот немедленно прошипел, что совесть – слово греческое, коты его не понимают.

– Я что сказал? – Тимофей положил на блюдечко солидный кусок рыбы и поставил перед котом. – И по полу не валяй, а то Люся ругается.

– А что это вы его тезкой называете?

– А он Тимоша, так что тезки мы и есть. Ты кушай, кушай…

– Очень вкусно! – проговорила Сима с набитым ртом.

– Еще бы не вкусно! – грустно вздохнул Тимофей. – Она, Люся-то, ведь шеф-поваром работает в ресторане. Ресторан называется «Холодец», специализируется на традиционной русской и советской кухне.

– Так это же здорово! – проговорила Сима, пытаясь понять грусть в голосе Тимофея.

– Да, поначалу мне тоже очень нравилось, но пойми, Симона, – он понизил голос, – это ведь каждый день! Каждый день – ты можешь представить? Ты еще вот этот рулетик попробуй…

Сима нацепила на вилку розовый рулетик и отправила его в рот. Он оказался неожиданно острым, и, чтобы погасить пылающее во рту пламя, Сима схватила со стола стаканчик с чем-то зеленоватым и выпила одним глотком.

И вот тут-то у нее словно запылали все внутренности.

Сима выпучила глаза и попыталась вдохнуть.

– Ох ты, Симоночка, запей! – подскочил к ней Тимофей и поднес к губам стакан холодной воды.

Сима сделала несколько больших глотков и пришла в себя.

– Что это было? – проговорила она, отдышавшись.

– Хреновуха, – гордо сообщил Тимофей. – Я ее сам готовлю. Под такую закусь – то, что надо, только пить ее нужно осторожно, вдумчиво, а я тебя не успел предупредить… все-таки семьдесят градусов…

– Сколько? – испуганно переспросила Сима.

– Семьдесят, – повторил Тимофей. – Я-то привычный, а у тебя организм молодой, растущий, на алкоголь не такой прочный… ты закусывай, закусывай, закуска-то отличная…

Неожиданно комната вокруг Симы плавно закачалась, как палуба корабля, и на нее нахлынуло чувство острой жалости к себе.

Что она здесь делает? Пьет какую-то атомную хреновуху в компании пожилого многоженца… и ничего у нее нет – ни семьи, ни приличного жилья, ни работы, можно сказать… Хотя как раз с работой пока дело обстоит ничего себе. Шеф будет ее обхаживать на предмет звонка Кириллу, а когда уверится, что она не станет ему звонить (еще не хватало!), то выгонит взашей.

– Ты чего загрустила? – всполошился Тимофей. – Хочешь, еще немножко выпей… она, хреновуха, настроение очень поднимает… стресс снимает…

– Что-то не замечаю… – вздохнула Сима. – Скорее наоборот… и вообще, я решила больше совсем не пить. Ни капли!

Чтобы подчеркнуть свои слова, она ударила кулаком по столу. Тарелки и салатницы подскочили, стаканчик с хреновухой чуть не опрокинулся.

– Завязала? – сочувственно переспросил Тимофей. – А что, со здоровьем проблемы?

– Да нет, со здоровьем вроде все в порядке, но вот совсем нельзя мне пить! – пожаловалась Сима. – Тут на днях такое со мной случилось… и выпила-то вроде совсем немного, а ничего не помню – где была, что делала… из-за этого меня милиция в подозреваемые записала, а я и сказать ничего не могу – не помню… то есть полиция… – поправилась Сима.

– Полиция, говоришь? – переспросил Тимофей, и в голосе его зазвучал живейший интерес. – Так что там с тобой случилось? Ты расскажи, может, я чем смогу помочь…

– Вы? – Сима недоверчиво взглянула на соседа – на его непрезентабельный вид, на поношенную тельняшку…

Но в то же время – то ли под действием удивительной хреновухи, то ли по какой-то другой причине – ей неожиданно захотелось излить перед Тимофеем душу.

И она рассказала ему все – или почти все.

Про то, как отправилась на встречу выпускников, как по глупости взяла свою машину, как неожиданно напилась и как потом узнала, что машина найдена разбитой вдребезги, а полиция считает ее причастной к какому-то серьезному преступлению.

– К какому? – оживился Тимофей. – Чего у них там стряслось?

– Не знаю, завтра туда пойду, в сорок седьмое отделение, – отмахнулась Сима.

– Ну ладненько, – сказал Тимофей, вставая, – иди уж, поспи, а то носом клюешь. А завтра, как выяснишь подробно в полиции, в чем они тебя подозревают, тогда и будем думать, как выкрутиться.

Сима прошла к себе. Накатила вдруг такая слабость, что не было сил даже разобрать вещи. Она нашла в шкафу полотняные простыни, еще бабушкины, и ее же старое одеяло. В шкафу пахло пылью и сухими цветами. Сима плюхнула белье на диван и провалилась в сон.

Спала она плохо, пружины не только впивались в тело, но еще и ужасающе скрипели, когда Сима пыталась повернуться. Звук был такой, как будто товарный поезд экстренно тормозит. Еще все тело чесалось от жестких простыней, которые все время сползали. Бабушка отчего-то очень не любила пододеяльники.

Сима ворочалась всю ночь, вздрагивая от